Разящий клинок

– Гулящая, говоришь? Сыздетства? – Настя покусала губы. – Ну, верно все, да… Сколько мне было, когда батюшка ваш, упырь, меня в постель к себе затащил? Ноченьку напролет тешился, а утром высечь велел… Плохо, говорит, ублажила – учись. Еще тварью непотребной обозвал… А пороли-то меня вы, парни! Забыли? Как привязали, раздели… И так сколько раз было-то? Я уж и не помню… Да вы ж всех перепробовали! Серафиму Леонтьеву до смерти довели, Алену с Нежданой запытали… забыли, упыри, как? Так я вам напомню… Как насильничали с дружками своими… как, ежели что не так, били плетьми… А когда понесла я? Как вы меня… по животу ногами… Словно не человек я, а ядовитейшая змея… С тех пор понести не могу… все с меня выбили, как и жива осталась – не ведаю. Может, и вправду, лучше бы было мне умереть… как Алена, как Фекла, как многие… А еще… Да, пожалуй, хватит уже… Делайте, народ, как хотите.

Настя махнула рукой и, повернувшись, медленно пошла к дому. Красивое личико ее осунулось, щеки были мокрыми от слез…

В тот же момент взвились на березе два тела – братьев Вильковских, Олега и Павла. Подергались малость в петельках, застыли… Упыри-изверги. Как и батюшка их Никифор Иваныч.

Да уж… Усевшись на скамью, вздохнул про себя гусар. С такими-то гадами-помещиками никаких врагов не надобно! И девчонку эту, рабу крепостную, Настю, жалко до слез… Жизнь исковеркана. Так, а у кого из рабов не исковеркана? Хотя есть и такие… и много. Вот хоть взять матушку, отца… Они ж над своими крепостными не измывались – наоборот. Да и соседи все были господа адекватные, никто мужичков да баб своих не бил, не пытал… Ну да, бывало, на сторону и продавали… когда деньги заканчивались, ага.

Снаружи вдруг раздались шаги. Скрипнул засов, и на пороге возник здоровенный оглоед в распахнутом на широкой груди полушубке. В руках здоровяк держал деревянную плошку с какой-то едой.

– От, поснидай, барин, – тряхнув кудлатой рыжею бородищей, гулко промолвил оглоед. – Извиняй, разносолов нету.

Поставил еду на стол, хмыкнул и ушел, громко хлопнув дверью.

Денис склонился над миской, принюхался… В загустевшем желтоватом вареве стояла воткнутая деревянная ложка. Пленник осторожно зачерпнул… пожевал… и скривился. Гадость какая-то! Что это вообще – репа, что ли? Ну да, наверное, репа. Причем – сладковатая, помороженная да еще с гнильцой. Такое даже голодным есть не станешь… Хотя, смотря как голодать.

Денис Васильевич, кстати, проголодался, а потому, посидев минут пять-десять, все же пододвинул миску поближе… черпанул, заработал ложкою – уплел варево в пару минут!

Тут подоспел и бугаистый «официант», принес крынку с водицей. Поставил, ни слова не говоря, забрал миску, ушел… Потом все же вернулся:

– На двор ежели, то… Давай посейчас.

Сейчас так сейчас. Не в избе же справлять естественные надобности – сколько еще там просидеть придется?

Сделав свое дело, Дэн постарался как можно более внимательно осмотреть хутор, примечая любую малость. Вон, у забора – сани-волокуши, лошадь… значит, есть дорога-то, и уж по санному-то следу не заплутаешь никак! Куда вот только она приведет? Да куда-нибудь приведет, здесь нынче везде наши войска, не обманешься, выйдешь. Значит – бежать…

– Но, но! Ты по сторонам-то не зыркай! Шагай…

Хлопнула дверь. Скрипнул в петлях засовец…

Денис улегся на лавке и, заложив за голову руки, задумчиво уставился в потолок. Пока казалось, что бежать из узилища не представлялось никакой возможности. Но это именно что казалось, Денис всегда знал, что безвыходных ситуаций не бывает. Надо лишь хорошенько подумать… или воспользоваться ситуацией… или такую ситуацию создать.

Пленили, говорите? Это его-то, Дениса Давыдова, знаменитого партизанского командира? Ну-ну! Поглядим еще. Поглядим…

Внезапно вскочив на ноги, Дэн принялся скакать по полу, нанося воображаемые удары… вспоминая рукопашный бой и бокс… По этим видам прикладного спорта молодой человек был в Академии отнюдь не последним, нет… Когда-то ведь навыки сии и пригодились уже… ну, и пригодятся, ага… Хороший рукопашник или боксер… это как пистолет в рукаве! Никто ведь обычно не ждет удара, который вдруг свалит с ног, вырубит любого… И этот вот рыжий – не исключение. Ну, здоров оглоедина, да… Громче падать будет!

Уже начинало смеркаться, и внутри избенки сделалось темно и довольно прохладно: никто почему-то не озаботился протопить к ночи печку. Даже дровишек не припасли. Что же они тут, пленника замыслили заморозить?

Снаружи вдруг донеслись чьи-то веселые голоса… именно веселые, и, кажется, даже девичьи… Похоже, кого-то встречали…

Денис проворно взобрался на кадку и снова приник к волоковому окну, успев заметить слезавшего с лошади всадника… в сером с красным воротником, мундире Сумского гусарского полка! Давыдов на секундочку обомлел и затряс головой – не показалось ли? Да нет. На улице-то еще только начинало темнеть… да и встречать вышли с факелами.

Ну да, ну да! Серый доломан, серый ментик. Белые витые шнуры, красные чакчиры. Так и есть – сумской гусар… Или… или тот, кто в него переоделся? Беглый крепостной мужик… оборотень!