Разлюбил – будешь наказан!

– Ой! Цветочки-то забыли! Сейчас поставлю, – и убежала за вазочкой.

– Какая вкуснота! – говорю. – Котлеты из соседского кролика!

– Ты ешь, ешь, – бабушка стала подбираться к шейной артерии Антона.

Это у нее вампирская поговорочка такая, вы поняли, чтобы аппетит людям портить. Раз пятьдесят точно может сказать «ты ешь, ешь». Но Антон старушку не боится, у него крови – ванна, ему даже полезно кровопускание.

Мама принесла букет, глазки набок скосила, хотела какую-то тему запустить, но не успела. Господин Страхов откусил ее дебютный пирожок и придирчиво рассматривал его на свет в разрезе.

– Ты ешь, ешь. – Старушка показала ему клычки.

– Надо вам у моей мамы рецепт взять, – сделал он заключение и сказал с доброй бабской улыбкой: – У нее тесто всегда изумительное. Не пирожки, а пух. – Я чуть со стула не упала, а он дальше шпарит в мою сторону: – Может научить, если хочешь.

– Да?! А мои что? Плохие?.. – Мама перестала ориентироваться в пространстве.

– Они у вас резиновые и кислые, – демократично сообщил Антон.

– Кисловаты, правда, правда, кисловаты, – сунулась Танюха.

Сущая правда! Отвратные были пирожочки. Кислые, точно, кислые. И твердые. Дрянь, а не пирожки, беспонт. Козе их все отдать.

– Резиновые?! – Бабушка обомлела от такой непосредственности.

Она готовила еще хуже мамы, бесцеремонно портила продукты, но никто из ее мужей ни разу об этом не сказал. Все трое унесли в могилу эту страшную тайну.

– Уж какие получились теперь! Мне вообще некогда этим заниматься, – сказала мама и попыталась улыбнуться.

Антон не понял, что это был его последний шанс. Он отложил пирог, подцепил кусочек сальца и опять свое бузует:

– Эх, интеллигенция! Вам бы скорее все попихать, пошвырять в кастрюлю. И пусть оно там само булькает. Что для вас еда? Суета, земное, мирское, вам не до этого. Вы все время где-то высоко! А был бы мужчина – вы бы для него старались…

Все! Мама распахнула свои большие серые глаза и включила дальний свет. Танюха, открывшая рот, быстро закрыла его, почуяв неладное, и стала кротко доедать пирожок. Антон попытался затормозить над обрывом.

– Я неправильно говорю? – Он поморгал своей уверенной яркой улыбкой, но мама уже завелась.

– И ты думаешь, мне приятно это слышать?

– А что такого? Бытовое дело. Ничего особенного. Сделал замечание. Тут все свои.

– Бытовое дело?! Говорить женщине, что она лахудра?!

– Ну, извините, – Антон отъехал. – Я такого не говорил.

– Ты нахамил мне за моим же столом! – закричала мама.

– Ничего страшного. – Он старался быть спокойным и уже пожалел про этот несчастный пирожок, но его занесло, он буксовал. – Пироги неудачные, бывает. Я думал, как свой человек могу это заметить.

– Пошел вон! – Мама бросила на пол свое стремное блюдо.

– Так… – Покрасневший господин Страхов отложил салфетку и тревожно взглянул на меня. – Извините, – обратился он почему-то к бабушке. – Мне придется покинуть этот дом.

– Да, да, – кивнула бабуля.

Я вышла за ним в прихожую. Надо же проводить. Надо же сказать что-то, наверное… Хотя бы… Ну, не знаю, что говорят своему первому мужчине, когда провожают его навсегда? «До свидания»… или «Очень жаль»… или… «Забегай, если что»…

Антон успел шепнуть: «Вернешься – в школе встретимся», и аккуратно прикрыл за собой дверь.

Вот скажите мне, зачем я его вообще вспомнила? Я и не собиралась его вставлять сюда, в свои пионерские сказки. Я не хотела. Он сам. Такие, как он, умеют оказаться в нужном месте в нужный час, поэтому и попадают в книжки.

6. Носки

С того дня, как на первом этаже в офисе моего мужа появилась новая красотка, на втором этаже из моего комода стали пропадать носки. Какая связь? Элементарно. Когда любовь – носки не пропадают.

– Где мои носочки? – допытывается сонный муж.

– Сейчас, – отвечаю и встаю с постели.

Почему он топает? Сейчас дочку разбудит. Это что, демарш? Так бы и сказала: «Отстань от меня со своими носками! Сначала погладь по попе, а потом уже требуй носки». Но что вы! Как можно! Я жена ангела, тоже почти ангел. Молчу. Ищу носки. Куда деваются – ума не приложу. Исчезают! Противно даже говорить об этом, уж извините, но каждое мое утро теперь начинается с носков.

Мне еще полчасика. Умираю. До трех не могла уложить, – я снова падаю в кровать.

Спаааааать! Это мое единственное желание в последний год.

Через несколько минут из ванной возвращается мой… красавчег, молодой перспективный руководитель, кормилец наш и перекармливалец. Он стоит в носках, в джинсах и думает, что надеть сверху. И опять философские вопросы:

– Почему у меня трусов много, а маек мало?

– Потому что мир вообще несправедлив. – Я достаю из шкафа рубашку, которую мой муж никогда не видит.

Все, дотопался. Дочка проснулась. Он берет ее на руки, маленькую, тепленькую.

– Красавица моя, – целует толстые коленки и млеет, – пока! Папа пойдет на работу, принесет тебе денежки.

Тигр пытается усадить ребенка в кресло, но дочка его не отпускает, цепляется ручонками за шерсть у него на груди. Он морщится и говорит чужим противным голосом:

– Ну, забери ее.