Разлом

Как она сумела взобраться так быстро в платье, да еще и держа в одной руке огонь, – навсегда останется для меня загадкой. Потому что, когда я полез вверх, тут же понял, что это вообще непросто. С одной-то рукой. Благо хоть здание было невысокое.

– Давай помогу, – Фрея протянула мне руку.

Я немного поколебался, ровно столько, сколько нужно было на то, чтобы заткнуть гордость, орущую, что я сам справляюсь. Ну то есть не больше пары секунд. И отдал свой огонек Фрее. С двумя свободными руками дело пошло гораздо быстрее, так что вскоре мы уже сидели на гребне двускатной крыши и смотрели на реку и мост, мерцавший разноцветными огоньками.

– Так что все-таки с ним делать? – Я снова перебросил свой огонек из одной руки в другую, пламя недовольно заколыхалось.

– Солнцестояние – это праздник в честь Дейфрита. Даже несмотря на то что он больше не защищает наш мир, каждый год мы вспоминаем его и благодарим. А еще в этот день Рейденс победил порождение Моркета, так что это и его день тоже. Мы вспоминаем их подвиги, а заодно и всех тех, кто уже не с нами, неважно, мертвы они или просто очень далеко. Этот огонек вроде как символ всего того хорошего, что мы можем вспомнить о тех, кто нам дорог. – Фрея замолчала, словно решая, стоит ли ей вообще продолжать: – Я подумала, что тебе тоже есть кого вспомнить.

При этом ее голос отчего-то звучал немного виновато.

Я вгляделся в огонь, плясавший на моей ладони, огибавший золотистыми языками пыльцы.

Конечно, мне было кого вспомнить. Но хотел ли я их вспоминать? Мысли о семье кололи и жгли, как настоящий огонь. Нет ничего хуже вины и обиды, сплавленных вместе в одном котле, закаленных в пламени злобы и выкованных тяжелым молотом собственного упрямства в острые лезвия, которые будут ранить и тебя самого, и тех, кто когда-то был тебе если не близок, то дорог.

– У тебя ведь была семья? – Я почувствовал на себе взгляд Фреи, словно струйка теплого воздуха по коже скользнула.

– Да, но… – я замялся, не зная, как продолжить, – мы не очень ладили. Два года не общались. Так что они даже не заметят, что я исчез.

Сложно было сказать, кого я пытаюсь обмануть – Фрею или себя. В моем чертовом мире не так уж просто исчезнуть бесследно. В универе поднимут панику, благодаря нашей старосте точно. Найдут контакты родителей и свяжутся если не с отцом – его номера я и сам не знаю, – то с матерью. И все. Скорее всего, я уже в розыске как без вести пропавший.

Фрея ничего не ответила, но ее молчание вышло больно уж понимающим. Конечно, кому, как не бастарду, знать о непростых взаимоотношениях в семье.

С крыши был хорошо виден город. Сторград стелился темно-синим полотном с вышитыми на нем золотыми звездочками. Мы с Фреей молча сидели рядом и ждали. Я не спрашивал ничего. После шумной и радостной суеты прошедших часов нынешняя тишина ощущалась бесконечно волнительной. Словно весь город задержал дыхание, ожидая, когда же уже.

И вот из-под шпиля высокой башни, слабо подсвеченной уличными фонарями, в небо взлетели несколько огоньков. Как стая фениксов, выпущенных из клетки.

Еще одну мучительно долгую секунду город пребывал в оцепенении. А потом в небо по очереди начали взмывать огоньки. Они летели с улиц, с крыш, где сидели такие же, как мы с Фреей, с берега реки, прямо с воды, из медленно плывущих лодок. Огненная река, в которую превратился мост, взмыла вверх огромной волной, почти цунами. Эта волна поплыла по небу, поглощая другие огоньки и увлекая их с собой.

Я смотрел на это как завороженный, ощущая, как, подхваченная ветром, по небу струится энергия, живая и чистая. Согревающая.

– Лови ветер, – крикнула мне Фрея, и ее слова тотчас унеслись вверх, вместе с потоками теплого воздуха, бившего нам в спины.

Она подняла руки, словно хотела укрепить свой огонек прямо на небосклоне среди звезд. Ветер сорвал огонь с ее рук, как листок с ветки. Я, не задумываясь, повторил ее движение. Тепло прошлось по ладони от запястья до кончиков пальцев и растворилось, унесенное к общей волне.

Еще долгие минуты я сидел почти не дыша и смотрел на живое пламя, струящееся по небу к горизонту. А потом он вспыхнул. Сначала розовато-фиолетовым, после все светлее и ярче, наливаясь алым и золотым, разгораясь как костер. Самая короткая ночь подходила к концу.

– Пусть солнце всегда светит над твоей дорогой, какой бы извилистой она ни была, – сказала Фрея почти нараспев.

– Традиционное пожелание счастья и удачи? – уточнил я, и Фрея кивнула. – В таком случае что на него принято отвечать?

Все началось с ошибки, глупой ошибки, рожденной чередой навязчивых мыслей, которые он никак не мог прогнать из головы. Работая над очередной формулой, он почти вписал ее имя в структуру заклятья. То имя, которое нельзя было ни писать, ни произносить. Возможно, это новое заклятие сработало бы, но его действие было бы непредсказуемо, как и она сама. Проверить хотелось, но не стоило рисковать.