Разлом

Они были добры к детям, которых растили собственными руками, они прятали их от собственной тьмы столько, сколько могли. Но сейчас они вряд ли сумеют кого-то защитить, от себя самих, от того пути, в который отправляли тех, кого растили. Все, что им осталось, – прятать боль за показным спокойствием.

– Как думаешь, Руэйд исполнит свою клятву? Отпустит меня, как только получит то, чего желает? – Ее надежды вспыхивали, как искры от горящего костра, и так же быстро таяли в окружающей темноте.

– Я бы сказал, что единственная клятва, которую он нарушил, – клятва верности своей жене, но он был достаточно умен, чтобы клясться не ей, а стране. – Фэй грустно усмехнулся. – Если он не захочет сдержать данной тебе клятвы, я заставлю его.

После смерти Андрейст он не присягал на верность ни единому Лорду, и никто не смел заставить его. Фэй не был предан самому титулу, но был верен замку, городу, стране. Он был верен памяти о Рейденсе, памяти о том, кто был для него дороже жизни и кого он не смог спасти. Иногда Фэй начинал чувствовать себя духом замка, который сам же и строил, призраком Сорокалетней войны и невольным хранителем всех здешних тайн.

– И за эту свободу я вновь расплачусь чужой жизнью. Я хотела бы разорвать этот цикл, но те, кто желает его сохранения, куда могущественнее.

– Третья и правда вернулась?

– У меня нет оснований не верить словам Сивиза, точнее, его намекам.

– А та, что была заперта в сердце?

– До сих пор на свободе и до сих пор жаждет разрушения Фрита, насколько я могу судить, но я больше не слышу ее голоса.

Мысли Леди снова стали тяжелее, тревожнее, словно холодные ветра разгулялись в комнате. Она думала о том, что, пытаясь купить себе свободу ценой чужих жертв, они не так уж и отличаются.

– Ты знаешь, я никогда не принимал необходимости невинных жертв, но и самопожертвование считаю глупостью, всегда есть другой выход, его нужно только потрудиться найти.

Это же он сказал Рейденсу. Рейденс не был ни глупцом, ни лентяем, привыкшим искать самый простой путь. Его решения всегда были быстрыми и эффективными. Эффектными. В тот раз тоже. Это Фэй не смог найти «другой выход», как ни пытался, так что глупцом был только он сам. А еще эгоистом и трусом, как считал Стил, как, скорее всего, считала Андрейст.

Проклятие выжившего в том, что, как бы глупо это ни звучало, тебе приходится жить. Жить, оставшись один на один с грузом ошибок, сожалений, бесконечных «а если бы я тогда…». Призраки всех тех, кого он не смог сберечь, сегодня напоминали о себе особенно ярко. Светом огней, дымом костров, далекими песнями.

Горизонт начал проясняться, словно подожженный тысячами огоньков. Скоро этот пожар захватит все небо и, может, хоть немного согреет их.

– Пусть солнце всегда светит над твоей дорогой, какой бы извилистой она ни была, – слова Леди были теплей и ярче небесного огня.

– Надеюсь, нам суждено идти одной дорогой, – сказал Фэй, вкладывая в этот традиционный ответ всю свою искренность.

Интермедия первая

Сны мертвого мира

Солнце безжалостно жгло улицы мертвого города. Они, как и весь город, давно уже покрылись слоем светло-серой пыли, черной сажи и копоти, грязно-ржавым металлическим крошевом и песком цвета желтой охры. Говорят, что раньше город был живым и утопающим в зелени. Чистое небо сверкало синевой, на фоне которой ярким белоснежным кругом выделялась еще совсем новая Нумерованная планета. Но эти слова повторялись так давно, что все больше походили на легенду и все меньше – на правду.

Единственным «живым» свидетелем тех событий в этом городе был Центральный Сервер шестнадцатого округа, или коротко ЦС16. ЦС находился в башне, возвышавшейся над городом, и хранил в себе множество сведений о том, что было до, и, возможно, даже о том, что будет после. Такой ЦС в каждом округе был свой, и именно благодаря им города, отрезанные друг от друга Великой пустошью и линией фронта, могли поддерживать связь. Он, как сердце, питал жизнь всего города, управляя освещением улиц, защитными барьерами, заклинаниями, фильтрующими воздух, и много чем еще.

Но сегодня заклинания справлялись плохо. Мальчишка, бегущий по почти пустой серой улице, то и дело начинал задыхаться, наглотавшись пыли. Остановившись в очередной раз, чтобы перевести дух, он быстро глянул на небо. Бледнеющий свет отразился в красно-золотых глазах неясными бликами. Солнце медленно заволакивало желтовато-серой дымкой. Видимо, на город шла пылевая буря.

Бури налетали хотя бы по паре раз в неделю. Злые ветра несли их из Великой пустоши с силой и яростью ударяя о щиты, словно морские волны о скалистые берега. Мальчишка никогда по-настоящему не видел моря, но представлял, что оно «работает» именно так.

Стоило дыханию восстановиться, как он снова пустился в путь. Широкую дорогу перебежал не оглядываясь, хотя мать и запрещала ему это делать. Ведь иногда по ней все же проносились патрульные крейсеры или грузовые танкеры, а светофоры не работали, насколько он помнил, никогда.