Разлом

Фэй резким движением руки стер запретные буквы, но ему казалось, что их тени все еще змеятся по бумаге. Стоило давно приучить себя называть ее тем именем, каким звали все. Тогда, возможно, удалось бы избежать подобных ошибок, но он был не в силах себя заставить. То, другое имя совсем не отражало ее, не могло вместить и описать. Оно было слишком коротко, слишком просто, словно одежда, сшитая по чужим меркам и на чужой вкус.

Она должна быть на приеме. Вместе с гостями, вместе с мужем. Ловить на себе десятки восторженных взглядов, отвечая на них улыбкой, сдержанной и властной. Но вместо этого была здесь, буднично перелистывая одну страницу за другой.

Фэй не должен быть рядом с ней, смотреть на нее дольше положенного, говорить ласковее дозволенного. Иначе поползут слухи. В этом замке – им же построенном замке – и так развелось слишком много тех, кто жадно следит за каждым его шагом. Ждет, что он оступится. Ждет, что она оступится вместе с ним.

Но она была здесь. Библиотека – идеальное место, чтобы спрятаться ото всех. Впрочем, ее отсутствие в любом случае вряд ли может остаться незамеченным. И если бы она хотела побыть одна – пошла бы в свои комнаты.

Так что это было приглашение. Конечно, это было приглашение, а еще это была игра, в которой они оба неминуемо проиграют. Уже проиграли.

От его кабинета до любой точки библиотеки – один шаг. Портальная магия здесь работала идеально, но пользоваться ей мог только Фэй. И даже при этом условии на ее поддержание уходило колоссальное количество сил. Фэй сделал шаг на вдохе, а на выдохе произнес:

– Доброй ночи, миледи.

Фэй согнулся в легком поклоне. Она не обернулась, не выказала удивления. Сидя перед панорамным окном, она видела его как в зеркале. Туманном и темном зеркале. Свет она не зажгла, так что зал освещался лишь луной да теми далекими лампами, что всегда горели в центральных коридорах. Лунный свет растекался по коже Леди, делая ее похожей на матовое стекло, а теплые блики от ламп скользили по распущенным волосам.

– Нужно же было как-то оторвать тебя от работы, – сказала она, отвечая на незаданный вопрос.

Леди закрыла книгу и сложила на ней руки, словно показывая, что все ее внимание теперь принадлежит лишь ему. Их взгляды всего на миг встретились, пересеклись, искаженные отражением.

– Прошу, сними очки, они мешают тебе видеть меня настоящую, – она никак не выдала этого своим голосом, но Фэй знал, в душе Леди вместе с этой фразой колыхнулся тот же отчаянный порыв, с каким иные разбивают зеркала, показывающие не то, что они хотят увидеть.

Такой просьбе сложно не внять, поэтому он снял очки и убрал их в карман. Теперь его глаза тоже были зеркалом. Единственным, в котором Леди могла увидеть себя без искажений.

Фэй сделал несколько шагов вперед, встав вровень с ее креслом.

– Что ты думаешь об избранном? Тебе есть с чем сравнивать. Точнее, с кем.

– Они с Рейденсом родились и выросли в разных мирах, в разных условиях. Вся их жизнь до момента перехода слишком отличалась, чтобы можно было сравнить…

– Но они похожи, – закончила Леди, и по ее ауре пробежали искры странного, непонятного ему ликования.

– А разве могло быть иначе?

– Могло, конечно. Ты даже представить себе не можешь, что с человеком делают обстоятельства. Поместив одно и то же существо в разные условия, мы увидели бы сотню его вариаций, непохожих, противоположных и даже взаимоисключающих. – Ее интерес пробегал короткими быстрыми импульсами, вспыхивал молниями, как только в голове Леди рождалась новая мысль.

– И все же они действительно похожи, – взгляд Фэя устремился вдаль, туда, где выжженным пятном чернело место, ставшее могилой для лучшего его друга. – Но Рейденс был сильнее… нет, дело даже не в силе, а в воле.

– Да, мальчику ее действительно недостает. Ему нужна причина, мотивация. Иначе его воля просто не сможет задавить чужую. – Ее размышления становились гуще, плотнее. Они больше не походили на разряды молний, скорее уж на огромную грозовую тучу, нависающую над будущим избранного. – Знаешь, мне кажется, он склонен к героизму куда больше, чем старается показать. Будь у меня прежняя сила, я бы проверила это. Создала бы ему врага, не абстрактного, как сейчас, а пугающего, живого и близкого.

– Ты бы не стала, – голос Фэя расколол ее мысли надвое. Утратив свою целостность, они стали крошиться и таять, впрочем, она все равно не пыталась их удержать. – Но я знаю, кто бы стал.

– Любая жестокость оправдана, если тобой движет благая цель. Особенно если благо всеобщее, а жестокость направлена лишь на одного человека. Так я считала когда-то, – от этих слов тянуло тьмой, холодом и страхом. – Так мне вновь иногда начинает казаться.

– Все дело в заклятии, а не в тебе. – Фэю хотелось коснуться ее рук, мелко дрожащих, судорожно сжимающих край книги. – Это не твои слова, а Лорда.

– Хочешь обвинить его в жестокости?

– Хочу обвинить в жестокости нас всех.