Разлом

На щит Айвора обрушился такой поток его энергии, что самого Айвора даже начало медленно сдвигать назад из-за силы давления. Но щит держался и разрушиться в ближайшее время не грозил. Значит, можно было оглядеться. Ситуация была так себе. Витар удалось вывести из игры еще одного соперника, но ее теснили двое других. Мору и Фолкора удалось разделить. Плохо.

Щит начал давать трещины. Времени обдумывать план не было. Да и зачем что-то еще сочинять, когда хорошая идея быстро пришла в голову? Его противник сам сделал половину работы – направил на него поток почти чистой энергии, сильно заряженной эмоциями, но с простейшей формулой. Такой очень легко перехватить, перенаправить, усилить.

Щит превратился в зеркало, энергия Айвора влилась в чужую, подчиняя ее своей воле, и устремилась в сторону сотворившего заклятие. Она ударила в девушку с глухим звуком. Врезалась, разлетелась волной ярких брызг, протащив ее по земле в цветастом вихре. Уже через мгновение Айвор был готов броситься к друзьям, но все вдруг замерли. Все вдруг замерло. Иллюзия поля боя стремительно распадалась, развеивалась, как пылевое облако. Все взгляды были устремлены в одну точку.

– Хат! – выкрикнул кто-то в ужасе.

«Точно, вот как ее зовут», – отстраненно подумал Айвор.

Он тоже посмотрел туда, куда и все, на Хат. Точнее, он собирался посмотреть на Хат, но увидел перед собой то, что много раз уже видел на свалке, – искореженную военную машину. Рука была погнута под неестественным углом, изо рта вырывался невнятный хрип, похожий на помехи, а по рубашке растекалось темно-красное пятно ржавчины.

Айвору захотелось отвернуться, но он не смог. Парализующее заклятие растеклось по венам, сделав тело неподвижным, словно оно было выточено из цельного куска железа. К Хат уже кинулись дежурные лекари.

Так что ничего страшного. Ее быстро починят.

– Дейайвор, – пророкотал за его спиной голос преподавателя. – Это была последняя капля.

Свалка только формально находилась за городом. На самом же деле – на границе между городом и трущобами, приросшими к слаженной экосистеме города, встроившимися в нее, как вирус в программу. Свалка – могильник погибших кораблей – всегда была тем местом, где легко можно было затеряться. Среди огромных гор искореженного металла человек казался чем-то незначительным, почти смешным.

Айвор забрался на одну из таких гор, примостившись на носу корабля, от которого осталась, считай, лишь кабина пилота. Эта кабина, выгоревшая изнутри, зияющая провалами разбитых бронированных окон, напоминала вороний череп. Айвор видел его однажды в учебнике о вымерших существах.

Там же он видел и изображение кита. Воображение упорно рисовало его похожим на боевой крейсер. Один из таких как раз лежал напротив, загораживая почти весь обзор. Вспоротое брюхо обшивки, торчащие кости стального каркаса, изъеденные ржавчиной, точно гнилью.

Если подумать, эта свалка ничем не отличалась от любого другого кладбища. Люди ничем не отличались от боевых кораблей. Ведь когда ты перестаешь быть полезен для войны – тебя выбрасывают. Это правило справедливо для всех.

– Айв!

Витар окликнула его, стоя внизу, Айвор еще не успел спросить, зачем она пришла, как она уже забралась на нос корабля и села рядом, свесив ноги с острого птичьего клюва.

– Зашла проверить, как ты, а дома одна Фрит, – объяснила Витар, не дожидаясь вопроса, – она сказала, что ты опять с матерью поссорился. Вот и подумала, что тебя стоит искать здесь.

– Фрит стоило бы поменьше болтать, – вздохнул Айвор.

– Она волнуется, – голос Витар вдруг сделался грустным, – и я тоже. Все мы.

– Я знаю, – он запустил руки в волосы, – знаю, просто… Мне страшно, Вит, мне ужасно страшно.

Он чуть не убил человека, имени которого снова не мог вспомнить. А его отругали только за то, что он превысил допустимый уровень магии и нарушил правила школы. Почему-то и учитель, и мать считали, что это важнее. Айвору казалось, что все они сошли с ума. Потому слова сорвались с языка раньше, чем Айвор успел о них подумать.

– Расскажи мне, чего ты боишься. – Ее глаза, зеленые, как трава, как кроны деревьев, которых в этом мертвом мире почти не осталось, смотрели на него так внимательно, что казалось, если он соврет сейчас – сгорит в их изумрудном пламени.

– Я боюсь быть машиной, боевым кораблем, – слова давались тяжело, словно и горло, и язык немели, как от действия заклятия, – я боюсь, что меня используют и выбросят. И я буду гнить где-то, искореженный, ненужный, бессмысленный. Я боюсь умереть, даже не узнав, за что сражаюсь. Я боюсь, что это случится с Фрит. С родителями. Со всеми вами. Я боюсь вернуться из школы и обнаружить вместо дома воронку от взрыва. Я боюсь и злюсь, потому что ничего не могу с этим сделать!

На последних словах горло вновь сдавил удушливый спазм, словно кто-то стиснул на нем руки. Не зная, как избавиться от этого чувства, Айвор с силой ударил по стальному корпусу. Корабль ответил глухим, ноющим скрежетом. Рука – такой же глухой болью.