Молитва продолжается. «Низпосли Духа Твоего Святаго на нас и на предлежащия Дары сия и сотвори убо хлеб сей… и еже в чаше сей… (хлеб сотвори Телом, а то, что в чаше этой, – Кровью Христа Твоего. –
Трезвение души – и омовение. По-гречески два эти слова – «трезвение» и «омовение» – звучат почти одинаково. Причем слово «омовение» встречается в библейских текстах часто, а слова «трезвение» вообще в Библии нет. И не только по-гречески эти слова звучат похоже, но в одном из древних славянских рукописных текстов литургии как раз и говорится: «во омовение души». Однако, исследуя словоупотребление святителя Иоанна Златоуста, в своей замечательной диссертации «Происхождение литургии Иоанна Златоуста» архиепископ Георгий (Вагнер), недавно почивший святитель русского Парижа, очень ярко и явно показал, что это именно златоустовское выражение: «трезвение души». Это то состояние, к которому призывал великий святитель в своих проповедях, когда говорил о том, что после совершения Евхаристии не следует расточать время за трапезами, но нужно нести подвиг трезвения и проявлять заботу о тех, кто нуждается.
Здесь Златоуст высказывает очень важную мысль о том, что наше христианство должно быть обращено не на самосовершенствование, а на жизнь среди людей. Христианство не есть религия самосовершенствования; христианство есть прежде всего наше служение людям, которым трудно, которым плохо, которым горько, одиноко, которые ждут нас с вами. Поэтому трезвение души – то состояние, к которому призывает Златоуст, – и делает нас христианами. Потому что мы с вами можем быть абсолютно погруженными в молитву, в созерцание, в чтение прекрасных книг, но без трезвения мы забываем о тех людях, среди которых живем, и о том, что они нас ждут, и о том, что без нас им плохо. Давайте помнить об этом уроке, который нам дал великий святитель.
Надо сказать, что во время чтения этой молитвы – «еще приносим Тебе словесную сию безкровную службу, и просим, и молим и милися деем, низпосли Духа Твоего Святаго на нас и на предлежащия Дары сия» – по славянской практике священник в этом месте прерывается и трижды читает тропарь третьего часа. Тропарь, который сейчас, в дни Великого поста, поется каждый день во время богослужения на третьем часе после псалмов: «Господи, Иже Пресвятаго Твоего Духа в третий час апостолом Твоим низпославый, Того, Благий, не отыми от нас: но обнови нас, молящих Ти ся». Тропарь замечательный. Тропарь звучит прекрасно и по-славянски, и по-русски, и по-гречески, и по-арабски. И вот в этом месте богослужения – в составе третьего часа в дни Великого поста после псалмов – он занимает свое достойнейшее место. Но в этом месте литургии он не нужен. В это место литургии он попал довольно поздно и сохранился только в славянской практике. Более того, когда эту молитву читаешь в златоустовском оригинале, по-гречески: «низпосли Духа Твоего Святаго на нас и на предлежащия Дары сия» – и дальше: «и сотвори убо хлеб сей…», – сразу видно, что это «и сотвори» есть продолжение предложения, оно следует сразу после «на предлежащия Дары сия». Значит, разрывать молитву эпиклезы на несколько частей путем введения в нее тропаря третьего часа смысла никакого не имеет, это делать неразумно.
Я думаю, что в будущем это литургическое недоразумение нами будет исправлено. Хотя сама по себе молитва чудесна, удивительна и наполнена огромным смыслом, но только в том месте, в каком она стоит в богослужении согласно церковному уставу. А когда она вводится в состав Божественной литургии, она разбивает очень важную молитву Златоуста, фантастически лаконичную, четкую, яркую, удивительную, – молитву, которая в практике и православных греков и православных арабов читается вся подряд от начала и до конца и поэтому звучит во много раз пронзительнее, чем звучит она, читаясь, согласно нашим служебникам, перебитая тропарем третьего часа.