К этому времени мы уже многое знали о духовной жизни и о церковной этике. Поэтому на всякие свои предприятия брали благословение у священника. Отца Серафима не оказалось в Даниловом монастыре, и мы отправились на трамвае в храм святителя Николая в Кузнецах к отцу Алексею Зотову. Однако подойдя к нему под благословение отец Алексей не благословил нам эту поездку:
– Там, вас сразу в милицию заберут, и будут допытываться кто вы такие и зачем приехали. Поезжайте лучше в Оптину пустынь. У них там сейчас много работы. Вот и потрудитесь во славу Божию и помолитесь Оптинским старцам.
Я на работе взял отпуск и 1-го августа, в день памяти преподобного Серафима Саровского, мы сели в электричку на Киевском вокзале, которая следовала до Калуги. Из Калуги автобусом доехали до Козельска, а дальше – пешком.
Перейдя по мосту через реку Жиздру, мы вошли в великолепную корабельную сосновую рощу. Погода была солнечная и мы шли, наслаждаясь тёплым летним днём и запахом лесной хвои. Вот показались строения Оптиной. Войдя на территорию обители нас поразило то, что в зданиях у входа проживают семьи местных жителей. Во дворе дома сидели мужики и курили. У братского корпуса нас встретил отец Иннокентий, который разузнав о цели нашего приезда сразу поселил нас в "гостиницу" для паломников, которая располагалась на другом конце монастыря в изрядно пошарпанном двухэтажном доме. К слову сказать, тогда паломниками назывались обыкновенные трудники, приехавшие не просто помолиться, а ещё и потрудиться.
На первом этаже этой "гостиницы" жили мужчины и у нас был умывальник. А на втором была женская часть "гостиницы", так как девчонок, желавших потрудиться в Оптиной, было тоже не мало. При входе в обитель в здании справа от Святых ворот находилась трапезная, где женщины несли своё послушание. Гостиницей в полном смысле назвать эти помещения было сложно. Скорее это было похоже на ночлежку. В комнате, куда нас поселили, стояло восемь или десять кроватей с напрочь «убитыми» прикроватными тумбочками, и больше ничего. Сюда мы приходили только вечером, так как всё остальное время мы были на послушаниях. Когда же мы все собирались в своей гостиничной келье, то начинались всякие интересные беседы о том, кто где побывал и что видел. И один из паломников, лёжа на кровати говорит:
– Самое трудное послушание – в Псково-Печерском монастыре на коровнике…
Внутри монастырских храмов была настоящая разруха. В одном из них располагался кинотеатр и на улице возле стены лежали вынесенные и сваленные в кучу ряды зрительских стульев с откидными сидениями. Кругом валялись битые кирпичи, доски и всякий мусор. Введенский храм стоял весь в строительных лесах, как снаружи, так и внутри. Но самое ужасное было другое.
Дмитрий как-то признавался мне, что жить он может где угодно: в лесу, в горах, в пещере, в пустыне. Но при условии, что там будет удобный санузел с туалетом. Здесь же, в Оптиной, можно было найти всё им перечисленное кроме санузла с туалетом. В гостинице был ржавый умывальник, а на улице рядом водоразборная колонка, у которой нужно было качать ручку чтобы пошла вода и только тогда можно было умыться, при условии, что кто-то будет продолжать качать воду. Но вот туалет был общий, находящийся в здании бывшей трапезной, который одним своим видом приводил Димку в обморочное состояние.
На стене в трапезной уже была обнаружена под штукатуркой настенная роспись с остатками изображения Божией Матери с Богомладенцем на руках, которая спускалась с небес в сонме ангелов к Оптинским преподобным. На полу трапезной лежали штабеля досок и прочие строительные материалы, с потолка свисала лампочка, а в дальнем торце помещения был устроен временный, самой простой конструкции, туалет для паломников, то есть для нас. И каждый раз, когда Димке нужно было туда идти, он бледнел и уходил как на казнь, разве что, не попрощавшись со мной навсегда.
Весь день мы трудились на послушаниях, вынося строительный мусор из храмов. Девчонки в трапезной готовили простую, но вкусную еду для всей аравы трудящихся. А вечером мы все собирались на богослужении в надвратной Владимирской башне с Ангелом на шпиле, в которой два месяца назад, 3 июня, в день памяти Владимирской иконы Божией Матери состоялась первая божественная литургия в устроенном здесь храме. Тут же в арке сделали звонницу, подвесив на трубе несколько небольших колоколов. После вечерней службы мы все уходили через яблоневый сад к Жиздре, разводили костёр и читали вслух жизнеописания Оптинских старцев. А утром снова шли в храм, потом – на завтрак и на послушание. Откуда у нас брались силы – ведомо одному Богу.
Вскоре вернулся из поездки в Иерусалим наместник монастыря архимандрит Евлогий, которого прежде я знал как наместника Данилова монастыря и видимо за выдающиеся успехи в его восстановлении отец Евлогий был отправлен восстанавливать Оптину пустынь. Из Иерусалима он привёз бумажные иконки с изображением Спаса Нерукотворного, которые раздал всем нам как благословение. Я попросил ещё одну для Сергея Васильевича.