Разорванные цепи

Как-то ночью под раскаты грома Сильвана мирно спала, но вдруг ей приснился отец. Она видела себя, идущей по темной улице в поисках отца. Девочка увидела, как он прогуливается, даже не замечая ее. Сильвана закричала: «Самед, я твоя дочь!» Ее отец остановился и посмотрел на нее: «Дитя, я не твой отец», — сказал он, убегая. Сильвана побежала за ним с криком: «Папа, подожди, пожалуйста!» Но он скрылся в темноте улицы. Сильвана проснулась заплаканная, с острым чувством досады. Оставаясь в постели, она начала молиться: «Господи, у каждого есть отец. А у меня нет. Я не хочу больше быть сиротой. Я хочу иметь полную семью, и чтобы мы жили под одной крышей. Пожалуйста, верни моего отца!»

Сильвана вытерла слезы, повернулась на левый бок и, полежав немного с ничего не выражающим взглядом, уснула.

Когда Садагет начала чаще жаловаться на колющую боль в сердце и левом плече, Сильвану охватил страх потерять бабушку. Бедняжка беспокоилась, что пока она спит, бабушка может умереть от сердечного приступа. Поэтому она вставала по ночам и подходила к Садагет, чтобы убедиться, что та еще жива. Перед сном она молилась Иисусу Христу: «Пожалуйста, не забирай мою бабулю. У нас больше никого нет, кроме нее и мамы».

* * *

Как-то холодным зимним днем Эсмира пришла домой с двумя подружками. Садагет открыла дверь и пригласила войти.

— Здравствуйте, Садагет-ханим.

— Здравствуйте, — ответила Садагет, обнажив свои желтоватые зубы. — Девочки, не стойте в дверях. Проходите в гостиную.

Садагет предложила им чай. Они уселись за столом с чаем и сигаретами. Садагет закашлялась, но ничего не сказала.

— Алия, у тебя есть жених? — спросила она с широкой улыбкой на лице.

— С моим весом не так легко найти молодого человека, — Алия глубоко вздохнула.

Садагет наклонилась к ней поближе:

— Не беспокойся, ты красавица. Скоро ты встретишь свою половинку.

Эсмира сидела молча, наблюдая за поведением матери, она была удивлена увидеть такую дружелюбность у Садагет. Тем не менее, когда ее подруги ушли, Садагет выпалила:

— Разве я не говорила, чтоб ты не приводила друзей в мой дом? Мне не нужна вся эта дрянь в доме!

— Мама, что вам плохого сделали мои друзья? — спросила Эсмира возмущенно, нервно пытаясь закурить сигарету.

Садагет подошла к Эсмире, забрала пачку сигарет со стола и выбросила в мусорное ведро.

— Зачем ты выбросила мои сигареты? — это был уже второй раз, когда она позволила себе перейти рубеж. Но на этот раз собственная фамильярность осталась незамеченной Эсмирой.

— Убери свою сигарету или иди курить на балкон, — прорычала Садагет.

Эсмира остановила попытки закурить сигарету и посмотрела на мать, качая головой с недоумением:

— Ты всегда говоришь о Боге и считаешь себя святой, но при этом позволяешь себе постоянно осуждать людей. Ты судишь их в то время, как Бог не велит судить других.

Женщины не видели, как в стороне стоит Сильвана и слушает их диалог.

Садагет подошла к Эсмире еще ближе и поднесла кулак к ее лицу:

— Я осуждаю только людей, которые смеются за моей спиной над твоими беспутными и возмутительными отношениями с Самедом. А, кроме того, они запретили своим детям общаться с твоими, опасаясь, что это может им повредить.

Эсмира поднялась и выбросила сигарету в ведро:

— Мама, прекратите, или я уйду, — сказала она нетерпеливо, внутри снова почувствовав себя маленькой девочкой, испуганной руганью матери.

— Посмотри на себя! Ты ведь не была такой: не курила, не красилась, не пила. Как только в твоей жизни появились твои так называемые друзья, ты переняла все эти грязные привычки, — в эту минуту Садагет заметила старшую внучку. — Сильвана, ты еще здесь? Иди в свою спальню!

Садагет всячески оберегала Сильвану, опасаясь, что она может стать такой же, как ее мать. Поэтому она уехала так далеко, чтобы никто из родственников-мужчин не смог бы прийти в ее квартиру. Она всегда говорила: «У меня девочки в доме, поэтому мужчинам там не место». Она не принимала друзей Эсмиры из-за их образа жизни. Большинство из них были свадебными певичками, актерами и музыкантами, которые любят покурить, выпить и повеселиться. Садагет запретила Эсмире приводить подобных людей домой и разносила ее в пух и прах, если та нарушала запрет.

— Мама, почему вы не говорите о своих друзьях? — внезапно спросила Эсмира, отходя от Садагет. Она понимала, что вопрос сильно разозлит мать. — Они использовали вас. Вы отдали пенсию Севде, а она не посчитала нужным вернуть вам деньги, хотя знала, что вам нужно содержать четверых внуков. Что же касается меня, вы мне даже рубль не можете дать.

Услышав замечание Эсмиры по поводу ее подруги, Садагет взорвалась от гнева. Она стукнула по столу левой рукой и уставилась прямо в глаза дочери: