Развал

— Да, да, родил на свою голову, а за этим и к нам в Баварию революция

пожаловала. Вот и эти, родили нацизм, а потом не знали, куда от него деться. Когда война подходила к концу, Гесс в поисках выхода из этой ситуации сел на самолёт и полетел в Англию к своим патронам, но те его арестовали. После Нюрнберга сидел в тюрьме, хотя это тюрьмой можно назвать с натяжкой: охраняемая вилла. Грозился обо всём рассказать миру. И вдруг в возрасте девяносто трех лет повесился. А может, повесили. Политика — грязное дело. Странно получается, — Курт опять пригубил пиво, — я жил в СССР, а теперь проехал всю Западную Европу и обнаружил парадоксальную вещь. — Курт замолчал. — Не обижайтесь, Василий, — продолжил он, — но вы почему-то не любите своих стариков. Ваши ветераны живут гораздо хуже, чем европейцы, а ведь вы победители. Так не должно быть.

В это время зашли Вольфган и Черняк.

— Может ещё выпьем водочки, — сказал Бурцев, доставая из холодильника бутылку и лёд. — Вольфгану нельзя — сказал Курт, — он своё взял, ему за рулем быть, а мы употребим.

Глава 21

Незадолго до вывода войск, Бурцев поехал в Россию, смотреть место будущей дислокации полка. Василий вернулся крайне раздражённый. Сел в кабинете, никого не вызывал, долго сидел раздумывая. Дверь приоткрылась и в неё просунулась голова начальника штаба.

— Разрешите, товарищ полковник, — сказал Черняк.

— Заходи, чего хотел?

— Много народу желает к вам попасть.

— Чего же не идут?

— Боятся заходить. Говорят, командир какой-то сердитый приехал.

— Глупости вы говорите, Евгений Иванович, служба есть служба, причём тут настроение командира. Устав, это же не домострой, где расписано, как и когда бить жену. Пусть заходят. Один за другим начали заходить штабные. За время отъезда бумаг накопилось много, пока все перечитал и подписал, к вечеру был уставший. Уже, когда за окном было темно, снова заглянул Черняк.

— Ну что вы, Евгений Иванович, голову засовываете в дверь. Пугало, что ли из меня сделали, — раздражённо сказал Бурцев. Что там ещё?

— Василий Петрович, заместители командира полка и комбаты не идут домой.

— Почему они не идут? Пусть уходят.

— Не уйдут. Хотят знать, куда полк выводят.

— Коль так, пригласи их сюда.

Офицеры тихо зашли в кабинет, и также, без шума уселись на стулья, стоявшие вдоль стен. Все устремили взгляд на Бурцева. Они с нетерпением ждали, что скажет командир. В кабинете наступила такая тишина, что было слышно, как жужжит, от чего-то проснувшаяся, муха. Впервые за весь день Бурцев улыбнулся, ему в унисон заулыбался Черняк.

— Скажите, Василий Петрович, не травите душу, — сказал он.

— А что говорить, ребята. Дела не очень хорошие. Выводим полк в Смоленскую область, на полигон. Между Москвой и Смоленском, к последнему чуть поближе.

— Ух, разом вздохнули офицеры. Это же хорошо, — загудел народ, — не Сибирь.

— Чего же хорошего-то? — ответил Бурцев, — иная Сибирь лучше, чем это место.

Полигон, кругом непролазные болота, комары величиной с пчелу. Километрах в десяти, забытая Богом, деревушка в три дома, а остальные развалились или заколочены. Вот вам и Смоленск, и Москва, все разом будут. Жилья нет, работать жёнам негде, школы для детишек нет. Летом можно ещё в палатке как-то прожить, а как зимой?

— Немцы городок будут строить для дивизии, — вмешался Айдман.

— Построят, только когда он будет. Может через год, а может и через два,

а эти два года надо прожить в нечеловеческих условиях. Русские зимы, это вам не зима в Германии. Я в Афганистане пожил в палатке, правда, там другое — жара. Знаю, что это такое.

— А куда же я эту бухгалтерию дену? — зашумел Черняк.

— Куда дену, куда дену, к себе под подушку, — ответил вечный оппонент Туркин.

— Оставьте вы свой словесный турнир, — сказал Бурцев, — не до него сейчас.

Есть у меня одна идея. Если хорошо поработаем, то можно выйти из положения.

Я когда в Афганистане был, мы строили штаб, общежитие и казармы из щитов.

— А где их взять, эти щиты? — спросил Айдман.

— Самим делать, а кровлю, стропила и шифер со старых хранилищ поснимаем. Эшелоном отправим, а там соберём. Я думаю, барака три осилим. Год целый не стреляли, на мишенях много сэкономили, фанеры полный склад. Сколачиваем с бруса раму, обшиваем фанерой с двух сторон, а вовнутрь утеплитель: стекловата, опилки, что угодно. Вот и готов щит. Танковой краской снаружи покрасим, чтобы фанера не размокала; год-два простоит.

Все идею одобрили. Бурцев, Черняк и Айдман два дня не выходили из штаба. Готовили чертёж элементов щитового барака.