Читаем Разведчик в Вечном городе. Операции КГБ в Италии полностью

Убийцы Моро оставили свою визитную карточку. Не остались безымянными и те, кто стоял за террористами. «Италия как идеальная почва для выращивания бациллы терроризма, — писал в те дни буржуазный еженедельник «Экспрессе», — как идеальная почва для развертывания «стратегии напряженности»? Италия как колония, где иностранные секретные службы действовали и действуют с необычайной развязностью, плетут заговоры, которые будут раскрыты лишь в ходе истории? Многие неясности, касающиеся прошлого, причем не столь отдаленного, нашей страны, уже выявлены. Отныне ни для кого не секрет (уже столько было написано черным по белому в докладе американского конгрессмена Пайка и в документах комиссии Конгресса США, расследовавшей деятельность ЦРУ), что, по крайней мере, до появления «левого центра», правительства, официально формировавшиеся в Риме, в действительности формировались в Вашингтоне. Более 150 миллионов долларов, предоставленных Трумэном де Гаспери, финансирование центристских и правых партий (65 миллионов долларов за 20 лет), раскол социалистов в 1948 году, раскол профсоюзного единства, — вот первые этапы этой стратегии. В те годы отделение ЦРУ в Риме было одним из самых активных

При президенте Кеннеди, судя по всему, курс изменился, начали поговаривать о «левом центре»: снят запрет с социалистической партии. Но эта операция, как свидетельствуют многочисленные документы, — всего лишь смена наряда. Ее цель все та же, но под другой этикеткой — расколоть левые силы, пытаясь перетянуть на сторону центра социалистов, чтобы еще больше изолировать коммунистическую партию.

В 1969 году, при президенте Ричарде Никсоне и Генри Киссинджере, в Рим прибыл в качестве посла США Грэхем Мартин, занимавший пост посла в Сайгоне, откуда ему пришлось бежать за несколько минут до вступления патриотических войск. Как указывается в «конфиденциальном интервью», которое Мартин дал сотруднику Канзасского университета Роберту Леонарди и сотруднику Станфордского университета Алену А. Платту, он оценивал средства вмешательства США в пользу антикоммунистических партий в таком порядке: политическое поощрение, финансовая поддержка и активная помощь. Судя по формулировкам, даже военное вмешательство в политику, включая государственный переворот, считалось вполне допустимым, если бы все остальные попытки остановить продвижение коммунистов к власти потерпели «неудачу».

Неужели вмешалось одно лишь ЦРУ?

Нет, скажем мы. Но ЦРУ было организатором, провокатором «стратегии напряженности». И еще одним активным агентом американской секретной службы, непосредственно замешанным в похищении и убийстве Альдо Моро, оказался человек, имя которого замелькало на первых полосах многих газет весной 1981 года. Это — Личо Джелли — магистр масонской ложи «Пропаганда-2» или «П-2», как для краткости назвали ее позже. Но о нем мы уже рассказали.

Мне всегда были противны политические убийства. И как разведчику, и как журналисту, и как человеку, наконец. Но однажды и я чуть было не влип в одну историю…

Глава 10. Авторучка для Каудильо

В Риме осень. Правда, в октябре ртутный столбик термометра не падает здесь так резко, как иногда в Москве. Но тем не менее — осень. Она — в первых желтых листьях на тротуарах, немного поблекших красках римского неба и запахе жареных каштанов, которые готовят на своих маленьких печурках бойкие уличные торговцы.

У меня на полдень назначена встреча с агентом — одним из итальянских политических деятелей старшего поколения. Социалист, активный участник Сопротивления. В нашей агентурной сети значится под псевдонимом (у нас в обиходе менее деликатное слово — «кличка») «Вест». Работает на советскую внешнюю разведку давно. Мне его передали, если не ошибаюсь, уже из третьих рук. Приносит довольно любопытную, иногда конфиденциальную информацию о внутриполитическом положении и межпартийных дрязгах в многочисленных группах и течениях страны. Вхож в окружение президента. В 1966 году, а именно об этом периоде пойдет речь, им был социал-демократ Джузеппе Сарагат.

«Вест» аккуратен, неплохо соблюдает правила конспирации, донесения приносит на маленьких листочках, исписанных бисерным почерком, и отдает их по всем классическим канонам разведки в конце встречи, чтобы не завалить в случае чего своего советского друга. Но мой почтенный агент уже стар и серьезно болен. Посему встречаемся мы с ним два-три раза в месяц и не в очень отдаленных уголках Вечного города, хотя он пока еще довольно уверенно сидит за рулем своей старенькой «Альфа-Ромео». Но тем не менее… Предусмотрен, правда, закодированный телефонный звонок на случай экстренной встречи, но мы к нему пока еще не прибегали. Увидеться на сей раз мы должны на ближней римской окраине, в конце улицы Номентана, если ехать от центра города.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского флота
Адмирал Советского флота

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.После окончания войны судьба Н.Г. Кузнецова складывалась непросто – резкий и принципиальный характер адмирала приводил к конфликтам с высшим руководством страны. В 1947 г. он даже был снят с должности и понижен в звании, но затем восстановлен приказом И.В. Сталина. Однако уже во времена правления Н. Хрущева несгибаемый адмирал был уволен в отставку с унизительной формулировкой «без права работать во флоте».В своей книге Н.Г. Кузнецов показывает события Великой Отечественной войны от первого ее дня до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное