Разведывательная деятельность офицеров российского Генерального штаба на восточных окраинах империи во второй половине XIX века (по воспоминаниям генерала Л. К. Артамонова)

Только оставшись с глазу на глаз с Л[упандиным], я открыл ему мое инкогнито. Он взволновался и сказал, что какой-то темный слух о поездке в Турцию русского генерала уже дошел до Эрзерума. Он выразил опасение, что генеральному консулу мой приезд удовольствия не доставит. Но мне неизбежно надо будет к нему явиться, так как кавас непременно сообщит товарищам о нашем приезде, а это будет доведено до слуха генер. консула немедленно главным переводчиком-армянином, крепко опасающимся всякого контроля. Он советовал мне прежде всего познакомиться с первым секретарем г. Картамышевым, представителем нашего Министерства иностранных дел. В тот же час Л[упандин] послал записку г. Картамышеву, который скоро явился. Мы познакомились и стали обсуждать положение моего дела. К[артамышев] не скрыл, что генеральный консул моим приездом будет очень раздражен, считая, что я прислан проверить его сведения. Кроме того, он страшно боится всяких осложнений в отношениях с турецкими властями. Но так как моя командировка строго официальна, и я имею к нему секретный пакет, то он, Картамышев, считает своим служебным долгом немедленно уведомить генерального консула о моем приезде и будет настаивать на принятии меня и оказании полного содействия. Я просил только отложить все это до следующего дня и дать мне с людьми отдых после пережитых испытаний в нашем пути к Эрзеруму. На этом и порешили.

Утром в 11 ч. явился г. Картамышев с сообщением, что генеральный консул примет меня ровно в полдень у себя в кабинете.

Мы отправились вдвоем с г. К[артамышевым]. В передней генерального консула нас встретил alter ego консула армянин-переводчик, окинул меня с головы до ног пронизывающим взором и с искательной вежливостью проводил нас до дверей кабинета.

Мы вошли. Небольшого роста, худощавый, с сильной проседью генеральный консул сидел за письменным столом. Я вежливо подошел к столу, поклонился и вручил ему «совершенно секретный пакет в собственные руки». Он молча его взял, прочитал и, вскочив, громко сказал:

– Так вы капитан Генерального штаба?

– Да, – отвечал я. – В пакете все написано обо мне и моем поручении.

– Я не могу допустить вас ни к каким секретным разведкам. Турецкие власти очень раздражены нашим заступничеством за армян, и все население крайне враждебно настроено против всех христиан, а в частности, против нас, русских. Ваши разведки могут вызвать волнение, и дело кончится резней, может быть, и всех нас здесь в консульстве. Я этого допустить не могу и требую, чтобы вы немедленно выехали из Эрзерума.

Я ожидал неприятностей, но то, что я услышал, поразило меня, как громом. Я совершенно забылся и крикнул:

– Как, вы осмеливаетесь не выполнить повеления главноначальствующего и главнокомандующего войсками Кавказского округа и отменить высокой государственной важности секретное поручение?! Так я обойдусь без всякого вашего содействия, но знайте, что в случае моей гибели вы будете отвечать по всей строгости законов. Господин Картамышев, вы свидетель того, как осмелился принять русский генеральный консул русского офицера Генерального штаба с важнейшим поручением от высшей власти на Кавказе. В вашем содействии, г-н генеральный консул, я больше не нуждаюсь, а ваше разрешение мне совершенно не нужно. Однако, предупреждаю, что если туркам станет известно, кто я, то виноваты в этом будете только вы!

Я поклонился и быстро вышел из консульства, попросив по дороге каваса проводить меня на квартиру второго секретаря консульства.

Часа через два пришел г. К[артамышев] и передал мне именем генерального консула, что он извиняется и готов оказать мне внимание, но не может принять на себя никакой ответственности за последствия произведенных мною разведок.

Я просил передать, что вполне удовлетворен вниманием генерального консула и ни в чем не нуждаюсь больше. Секретарь К. стал меня уговаривать, но я наотрез отказался идти снова к консулу. Мы этот день провели с Лупандиным. Вечером опять пришел К[артамышев] и передал, что консул, видимо, трусит последствий своего обращения со мною и готов всячески уладить этот инцидент, но не знает теперь, как выйти из тупика, в какой он зашел, и что ответить в Тифлис.

Невзирая на грозный приказ генерального консула о немедленном выезде из Эрзерума, я и не думал выезжать. Моя ближайшая забота была о моих людях и лошадях, которые требовали серьезного отдыха, которого не знали в течение 2-недельного тяжкого скитания по горам и общего нервного напряжения.