Разведывательная деятельность офицеров российского Генерального штаба на восточных окраинах империи во второй половине XIX века (по воспоминаниям генерала Л. К. Артамонова)

Я мрачно и сурово молчал, в упор глядя на зазнавшегося чиновника. К несчастью, таких было много. Дух же высшего управления Кавказом благосклонно принимал немецких колонистов, но совершенно не благоволил чисто русским крестьянам, третируя их хуже сектантов, которые надеялись всегда только на свою крепкую общинную спайку и меньше всего рассчитывали на помощь и благоволение кавказского начальства. Но когда начальству нужна была их помощь, сектанты, все забывая, оказывали ее в самом широком размере. Так, в Русско-турецкую войну 1877–1878 гг. по призыву наместника Кавказа великого князя Михаила Николаевича духоборы[42] выставили для нужд кавказской армии свыше тысячи великолепных фургонов, запряженных каждый четверкой, с опытными кучерами. За время войны все фургоны и лошади, а также около половины их хозяев, погибли от всех бед войны, не выразив ни слова ропота и не потребовав за эту геройскую работу никакой компенсации, кроме любезного комплимента, сказанного наместником «духоборской богородице

[43]».

Из дальнейшего и более близкого знакомства с управлением Кавказом я убедился, что чисто русскому населению тяжело живется в этом благословенном крае, так как русские совершенно не имеют никакой организации, с которой бы считались туземцы, не желающие допустить колонизации своего края пришельцами; политика же высшего управления всегда заботилась и заботится о приобретении симпатий к высшей власти коренного туземного населения и только на словах оказывает русским переселенцам покровительство, фактически предоставляя низшим инстанциям власти, замещаемым почти повсюду только из туземцев, поступать с русскими, как это им заблагорассудится.

В совершенно иных условиях и при больших заботах высших властей вселялись на Кавказ немцы. Сектанты, ссылаемые в самые гиблые места Кавказа, как наказанные, не возбуждали враждебных чувств в массе туземцев, а, скорее, вызывали к себе внимание и участие. Выдающееся трудолюбие, упорство и настойчивость сектантов, сумевших на бесплодной вулканической почве создать превосходные огороды и даже высадить фруктовые деревья (как, например, «субботники»[44] в Карской области), вызывали у туземцев определенное к ним чувство уважения.

Разъединенность пришлого русского «полноправного» населения, отсутствие всякой спайки и организации, а, как следствие этого, и всякой взаимной поддержки, наконец, пьянство и нравственная расхлябанность огромного большинства – все это безнадежно портило репутацию русского человека, кровью и рудом которого, по существу, и кормился весь Кавказ, так как доходов он всему Российскому государству не приносил, а из общегосударственного фонда на содержание армии и всего управления Кавказом с церквями и культурными учреждениями ежегодно расходовалось в среднем около восьми миллионов рублей.

Меня, конечно, интересовало взаимное отношение между собою других народностей Кавказа, а в частности, отношение их у русским, несомненно, с русским языком связано было среднее и высшее образование, а потому все семьи дворян и высшего класса туземного населения стремились к знакомству с русским языком. Это важно было не только для себя, но, особенно, для своих детей, с целью открыть им путь к высшему образованию и возможности устроиться на Кавказе на государственной службе. Но разговорный язык в семьях оставался туземный.

Русский служащий люд Кавказа довольно охотно женился на туземках, особенно, грузинках, армянках и осетинках. Еще охотнее местное туземное дворянство и высший класс стремился родниться с русскими начальствующими лицами и, вообще, хотя и молодыми, но материально обеспеченными молодыми чиновниками и офицерами. В погоне за интересными женихами не стеснялись иногда никакими средствами, чтобы достигнуть цели. Особенно казался опасным для женихов праздник «собирания винограда», когда в старшую семью рода съезжались все родственники с большим числом незамужних дочерей и сестер.