Дав немного отдохнуть лошадям, мы с ханом взобрались на вершину влево от перевала. Отсюда развернулась чудная панорама всей местности от Асландузского до Шарафанского поста; только ближайшие отроги закрывают несколько ближайший вид. Но вдаль, на громадное расстояние был виден Карабагский хребет: вершины гор до Худаферинского моста были в снегу, равно как и высокая часть хребта. К Араксу склон этого хребта постепенно понижается, и вся видимая местность представляет волнистую котловину, причем Араке течет вдоль южной ее стороны, а местами отделен вправо от Худаферинского моста высокой каменной группой от остальной части котловины, по которой пятнами разбросаны селения, а вдоль Аракса белеют точками здания наших пограничных постов. На перевале видны следы кочевки, а слева сюда подходит тропа от Аракса. От перевала наша дорога поворачивает вправо и, слабо волнуясь, следует по хребту перевала. Вправо от дороги пахотное поле, которое при нас пахал сохой селянин со своей женой. Отсюда дорога продолжает подыматься по широкому вершинному гребню хребта, на котором местами уже лежал снег; грунт черноземный; у дороги кладбище, от которого мы сходим в котловину, открытую и большей частью обработанную. У котловины дорога становится торной, постоянно подымаясь среди тутовых деревьев, сливается с полевой тропой и продолжает ровно следовать по склону высоты. Так, медленно подымаясь, мы достигаем двух вершин хребта, связанных котловиной, уже покрытых сплошь снегом; мы идем несколько ниже их, по склону. По обе стороны дороги видны на склонах обработанные поля и слышны голоса пахарей на работе.
Дорога подходит к гумнам (где молотят хлеб) и кладбищу, подле которого родник отличной воды, затем поворачивает вправо по ущелью и через 5 м. поднявшись в сел. Гиявагин (30 д.), подходит к дому Гасан-кули-бея, которому принадлежит это селение, на ночлег. Общее протяжение перехода 4h
32m = 27 верст.Хозяин принял нас очень гостеприимно, но довольно холодно. Все же нас устроили хорошо. После завтрака сходили на охоту, но неудачно. Меня поразила фигура старика-хозяина: это по внешности типичный русский человек, больше всего лицом и всеми манерами напоминавший курского помещика, резко отличаясь от азиатского типа и склада других обитателей селения; ему было уже больше 60 лет. Из разговоров о том, что я русский, редкий гость их страны, старик-хозяин перешел к воспоминаниям более старых времен, а именно, войны с русскими Аббас-Мирзы в 1827 году: воспоминания эти были невеселого характера, так как русский отряд в этом году, пройдя в их селение, ограбил его. Старый бек признался откровенно, что они и теперь сильно боятся русских. Отец бека рассказывал ему, что их мать (а его жена) замазала в стену золотые и серебряные вещи, но русские солдаты скоро все нашли. Я был теперь первый русский, который попал после этого к ним в деревню. Но после этого рассказа мне стало ясно, почему старый бек похож на курского помещика и видом, и манерами – мать его в ту пору была еще очень молодая женщина.
Но уже в совсем ближайшее время сел. Гиявагин послужило полем сражения между двумя крупными феодалами: Махмуд-Вали-ханом и Ахмет-ханом. Они оба двоюродные братья и после смерти своих отцов должны были разделить наследство. Но Ахмет-хан не захотел отдавать должной части Махмуд-хану, противником которого стал также и Насир-хан, сын его сестры. Сражение произошло на высотах около селения; со стороны Ахмет-хана действовало около 6000 воинов, а со стороны Махмуд-хана до 800о чел. (пеших и всадников). Перестрелка длилась 5 дней. С обеих сторон было убито 2 бека и до 15 чел., ранено до 30, из них многие умерли. Война была прекращена появление аграрского губернатора с войсками и артиллерией (З пушки). Он помирил обоих ханов, которых вызвали затем в г. Тавриз; здесь их нещадно били палками. Ахмет-хан и ныне живет в Тавризе, а Махмуд-хан оставил там заложником своего сына, а живет у себя дома.
Вечером в сел. Гиявагин разыгралась у жителей семейная драма, перешедшая в настоящее сражение между женщинами не только на словах, но и на кулаках. Драка вышла из-за того, что жена убежала от своего мужа после нескольких месяцев брака; считая себя разведенной по собственной инициативе, она, по адату, должна была свое приданое (два чувала, или шерстяных мешка) оставить в пользу мужа; этот последний не замедлил обручиться с другой женщиной и на требование первой жены отдать чувалы, конечно, их не возвратил. Во время отлучки мужа разведенная пыталась взять чувалы сама, но за интересы мужа яро вступилась его сестра – девушка (20 л.), подняв крик и драку с разводкой; в этой общей ссоре приняло участие много посторонних, и драка вышла всеобщей с отчаянным криком и руганью, продолжавшимися часа два…