Разведывательная деятельность офицеров российского Генерального штаба на восточных окраинах империи во второй половине XIX века (по воспоминаниям генерала Л. К. Артамонова)

Утром 20/XII я встал поздно, привел себя в порядок и в парадной форме отправился в 12 ч. дня в штаб в. округа, где представился прежде всего г[енерал]-л[ейтенанту] Зеленому, сдав ему письменные мои документы и письмо ген. консула действительного] с[татского] советника Петрова. Добрейший Александр Семенович сейчас же забросал меня вопросами, живо всем интересуясь, так что связного и отчетливого доклада у нас в этот раз не вышло. Я поторопился представиться в штабе г[енерал]-м[айору] Мылову, как помощнику начальника штаба, и отрапортовать о возвращении из командировки. И здесь самый дружеский прием. «Да, и молодчина же вы, Л.К., как быстро и успешно справились с такой командировкой. Ну, да такая работа вам, как доброму коню овсяный корм», – сказал мне С.Н. Мылов, крепко пожимая руку на прощание. Исполнив все формальности явки, я получил общее указание незамедлительно приступить к составлению отчета, а по представлении его, сделать и доклад в особо назначенный для сего день. Товарищи приветливо встретили, мельком расспрашивая о путевых впечатлениях.

Жизнь потекла опять обычным порядком, и я скоро вошел в свою служебную колею, усердно работая и дома, и в штабе по составлению своего отчета.

В своем письме в штаб военного округа ген. консул Петров отметил большой такт, с каким я выполнил мою командировку в Персии, где теперь под влиянием наших политических недругов Европы очень косо смотрят на всякого приезжающего туда русского офицера. Это обстоятельство, между прочим, было причиной, почему я вынужден был отказаться от производства маршрутной съемки и пользоваться какими-либо инструментами во время пути. Так как ген. консул передал мне временно свое представительство для разбора всяких пограничных недоразумений, и персидские власти должны были меня всюду официально встречать, оказывая содействие, то производство всякого рода наблюдений и работ с инструментами считалось несовместимым с лицом ген. консула, ибо сейчас бы было понято персиянами, или внушено им нашими недругами, что мое представительство лица ген. консула только маска, а цель моей поездки другая и вредная Персидскому государству.

В силу этих соображений, по прибытии в Тавриз, я в дальнейших поездках вынужден был отказаться не только от съемки, но от барометрических и термических наблюдений. Да и то в одном селении, ведя записи, я вызвал очень громкое осуждение моего писания, которое говоривший хан объяснил всем присутствующим как верный признак того, что русские собираются войной на Персию.

Огромных усилий стоило мне убедить подозрительного хана и его служителей в том, что моя запись имеет цель чисто коммерческую и торговую, а знакомство с путями, по которым мы обмениваемся с ними товарами, дело насущное и безусловно необходимое. Случайно нашелся среди присутствующих один купец, побывавший в г. Тифлисе. Я спросил его, видел ли он наши дороги, по которым быстро провозят в огромных фургонах с четверной упряжкой товары и видел ли он на дорогах наши мосты? тот отвечал, что видел, и что очень все хорошо у нас для торговли наложено.

– А где же ваши дороги для провоза наших к вам товаром? Где ваши каменные надежные мосты, чтобы без риска жизни переправляться через ваши реки? Их нет. Как же вы хотите, чтобы мы уширяли и увеличивали нашу торговлю с вами, не зная, по каким дорогам и когда лучше посылать наши товары и получать ваши. Вот это я и затеваю.

И поднявший вопрос о подозрительном записывании и все присутствующие вполне согласились с моими доводами, хваля заботы наших властей о торговых путях и осуждая бездействие и улучшении дорог и мостов своего персидского правительства. Употребление же инструментов объяснить было бы тогда невозможно, так как среди персиян было немало лиц, знакомых со съемкой, особенно, среди военного элемента. Словом, отсутствие инструментов увеличило мою суточную работу ведением очень подробной записи пути. Так я выполнил мои исследования в Азиатской Турции, в Эрзерумском виляйете, так же работал и теперь.

В силу такого рода соображений, по прибытии в г. Тавриз, я отказался в дальнейших поездках, особенно в Муганскую степь, взять с собою казачий конвой, а предпочел пользоваться услугами наемных туземцев, предоставляя заботу о моей личной безопасности местным персидским властям или гостеприимству населения. У наших казаков с пограничным населением ведется ежедневная война и много кровников считают персидские контрабандисты (а также беглые каторжники) за казаками. На себя лично я мог рассчитывать, но за какую-либо бестактность казака за длительное время поездки я отвечать не мог. И действительность вполне оправдала все мои соображения, горячо одобренные ген. консулом, особенно в кочевьях шахсевен.

Слава Богу за все! Поездка моя вторая закончилась благополучно, а это все, что надо было для поставленной мне задачи.