Разворот на восток

– Ну, раз так, значит быть посему, – сказал Вождь. – Девятого февраля, ровно в сороковую годовщину начала русско-японской войны, в четыре часа утра местного времени наши войска приступят к завершению Второй Мировой войны, так сказать, в целом. Еще одно последнее усилие – и можно будет приступать к мирному социалистическому строительству и осуществлению полномасштабного технологического рывка. Все возможности для этого у нас уже есть.

– Да, Коба, – сказал Молотов, – у нас уже готов пятилетний план восстановления, модернизации и дальнейшего развития народного хозяйства на сорок четвертый – сорок девятый годы. В первую очередь стоит задача перевести на мирные рельсы нашу промышленность, которая сейчас в огромных количествах производит все необходимое для войны. Заводы Германии, Италии, Франции, которые нам удалось захватить в более-менее работоспособном состоянии, тоже необходимо перепрофилировать на выпуск гражданской продукции. Вместо истребителей, бомбардировщиков, танков и пушек нам нужны пассажирские и транспортные самолеты, грузовики, трактора, станки, химическое и буровое оборудование. Почти все, что для атомного и ракетного проектов нам откажутся поставлять американцы, мы сможем произвести на немецких заводах. Возможностей германской промышленности для этого хватит. Если бы мы решили демонтировать европейскую промышленность и перевезти оборудование в СССР, то не добились бы и половины ожидаемого экономического эффекта.

– Товарищ Антонова, особо предупреждала нас, чтобы мы не поддавались элементарному желанию раскулачить европейские заводы с целью немедленного восполнения утраченного советского промышленного потенциала, – хмыкнул Берия. – А то некоторые товарищи уже потирали руки, воображая, как они будут отчитываться о количестве экспроприированных станков и прочего оборудования. Ломать – не строить. И вот теперь, хоть торговые связи с американцами пока не разорваны, в настоящий момент мы за счет освоения европейских промышленных мощностей в случае необходимости можем обойтись без помощи из-за океана. Но выигрыш от сохранения дееспособной германской промышленности заключается не только в ускорении нашего послевоенного восстановления. Когда люди заняты созидательным трудом, получая при этом зарплату и рабочий паек, с ними гораздо легче работать с целью денацификации и всеобщей советизации.

– Очень хорошо, Лаврентий, что вы думаете не только о материальном, но о людях, – сказал Верховный. – И пусть эти люди пока не совсем наши, или совсем не наши, необходимо приложить все возможные усилия, чтобы они стали нашими. А иначе грош нам цена как большевикам. А теперь хотелось бы послушать, что нам скажет молчащая с таким загадочным видом товарищ Антонова…

– Вот, товарищ Сталин, только что получено из Яньани, – сказала спецконсультант Вождя, положив на стол Сталину тоненькую папку. – Со вчерашнего дня товарищ Мао нам больше не товарищ. Пленум ЦК КПК снял его со всех постов, подвергнув огульной критике по обвинению в бонапартизме, отклонении от программных установок марксизма-ленинизма, левотроцкистском уклоне и преднамеренном шельмовании товарищей по партии. Насколько я понимаю, в местных условиях такие политические диагнозы медициной не лечатся. Теперь на лидирующие позиции в китайской компартии выходит товарищ Чжу Де.

Сталин, Берия и Молотов переглянулись. Уж этим знатокам верхушечной внутрипартийной грызни была прекрасно известна цена подобным обвинениям. Не так давно множество «старых большевиков» ушло в небытие, получив хотя бы одно обвинение из тех, что товарищи из китайской компартии предъявили своему несостоявшемуся Великому Кормчему.

– А вы, товарищ Антонова, опасный человек, – хмыкнул вождь. – Расскажите, пожалуйста, как у вас получилось так обработать китайских товарищей, чтобы они с потрохами съели своего вождя?

– Ничего сложного, – пожала та плечами, – немного переговорила с товарищем Чжоу Эньлаем, познакомила его с товарищем Бережным, они пообщались как мужчина с мужчиной – и результат налицо.

– А что, товарищ Бережной имеет в Китае большой авторитет? – со скепсисом спросил Берия.