Разворот на восток

– В первую очередь, – сказал адмирал Ямамото, – мы не можем допустить истребления нашего народа, который должен продолжить свое существование. Мы знаем, что японцы никогда не смогут стать русскими – так же, как кошка не может научиться гавкать, – и покровители русских большевиков не глупее нас с вами. Они хотят чуть подправить наш национальный характер, сделать нас выдержанней и дружелюбней к чужакам. Представители нашего народа должны прекратить совершать немотивированные жестокости; и мотивированные, впрочем, тоже. Нанкинская резня, как и многие другие инциденты, совершенные нашими солдатами на покоренных землях, оставили на репутации японской нации большое несмываемое грязное пятно. До тех пор, пока японский национальный характер такой, какой он есть сейчас, рядом с нами спокойно не сможет существовать ни один народ. И это есть одна из двух причин, по которым русские не могли пройти мимо страны Ниппон, оставив ее наедине с ее собственными проблемами.

Ответом главнокомандующему Объединенным флотом было всеобщее молчание. Первую и самую главную причину присутствующие знали и без дополнительных подсказок. У тех, кто занимает наивысшие посты в имперской иерархии, нет никаких иллюзий – неважно, какие сказки рассказывает населению военная пропаганда. Война с Североамериканскими Соединенными Штатами, в настоящий момент дугой охватившая Тихий океан, ввиду неравенства экономических потенциалов противоборствующих сторон рано или поздно закончится сокрушительным поражением Японии, и господа министры осознают это так же четко, как то что вода мокрая, а огонь обжигает… И вот теперь их «успокоили», сообщив, что от рака мозга через три года они не умрут, потому что голову им отрубят уже через месяц.

Адмирал Ямамото помолчал, будто ожидая вопросов и прочих реплик с мест, но так ничего и не дождавшись, продолжил:

– А теперь, господа, перейдем к тактическим расчетам…

– Не надо тактических расчетов, Исороку-сама, – тихо сказал премьер Симада, – мы и так знаем, что вы всегда оказываетесь правы. Но скажите, что же нам делать, если война проиграна еще до ее начала, но и отступить без боя мы тоже не можем, ибо потеря лица для нас хуже поражения?

Император чуть заметно кивнул – и адмирал Ямамото понял, что пора говорить главные слова дня.

– В случае если отступление невозможно по политическим соображениям, – сказал он, – нам надо готовиться не к обычному поражению, как в инциденте под Номонканом (битва у реки Халхин-Гол), а к полному разгрому и уничтожению. Квантунская армия – это наш последний резерв живой силы, не связанный боями, и его потеря поставит страну Ниппон на грань катастрофы. Как вы знаете, ополчение на Островах Метрополии вооружено огнестрельным оружием в самой минимальной степени, и по большей части вынуждено полагаться на бамбуковые копья с привязанными к ним шестовыми минами. Немыслимо допустить, чтобы враг ворвался на улицы наших городов и в свойственной ему манере слепого и неистового зверя превратил их в дымящиеся головешки. Те, кто мне не верят, могут прочитать описание штурма Стамбула, где русские щедро взыскали с турок по всем прошлым долгам.

– Мы поняли вас, Исороку-сан, – прервал свое молчание император, до того безмолвно взиравший на происходящее, – и сообщаем, что отдадим приказ нашим вооруженным силам капитулировать, как только положение на фронте в Маньчжоу-Го станет безнадежным и возможность наших войск к сопротивлению будет целиком исчерпана. Мы уверены, что в таком случае Империя Восходящего Солнца сохранится, а изменения, которые затронут ее жизнь, будут самыми минимальными. До тех пор я попрошу всех присутствующих неукоснительно выполнять свои обязанности. Даже тонуть следует на ровном киле и с гордо поднятым на мачте флагом.

– О Божественный Тэнно, – склонился перед императором Корэтика Анами, – дозвольте мне отправиться в Гирин и возглавить там сопротивление русскому вторжению. Исороку-сама прав, и после разгрома Квантунской армией мне по большому счету уже некем будет командовать. В таком случае я предпочел бы пасть в бою и не замарать своей чести позором капитуляции.

– Езжайте, Корэтика-сан, – кивнул император, – и да пребудет с вами милость богини Аматерасу.

16 января 1944 года, около полудня. Германия, провинция Остмарк, Вена, жилой комплекс на Энгельс-плац.

Мое счастье с Семеном было недолгим. Не успели мы привыкнуть друг к другу, как стало известно, что его часть перебрасывают на Дальний Восток.

– А где это? – наивно спросила я. – Наверное, где-то за Уралом?

– Урал, – ответил Семен, – раза в два ближе к Вене, чем к Дальнему Востоку. Дальний Восток потому и называется дальним, что он расположен на Тихоокеанском побережье Евразийского континента – там, где седые волны с размаху бьют в скалы Камчатки.