С одной стороны, это означает конец моей военной карьеры. Здесь, в этом мире, я реализовался как командир мехкорпуса ОСНАЗ, мастер таранного удара и гений маневренной войны, и после последней победы эта армейская специализация по факту станет невостребованной. И хоть товарищ Сталин и обещал мне должность советского наместника в Японии и Корее, сложно даже представить, что я смогу быть таким же хорошим политиком, каким был полководцем. Не знаю, не знаю… Моей жене в этом смысле гораздо легче, ибо хорошие врачи-хирурги, тем более с опытом работы в Евпаторийском госпитале, нужны не только в армии, но и в гражданской жизни. Не исключаю, что в ближайшее время мне предстоит превратиться в военного пенсионера, автора мемуаров о боях и походах, мужа знаменитого профессора Лапиной, светила медицинской науки.
С другой стороны, это все же будет окончательная победа, обеспечивающая долгий и прочный мир, за который мы так жестоко и кроваво сражались кто два, а кто и все два с половиной года. В нашем мире победа в Маньчжурской операции привела только к тому, что на дальневосточных рубежах японских самураев сменили американцы, не менее лютые и подлые. Но тут все будет совсем не так. Янки нервно курят на балконе, наблюдая за тем, как мы вертим Землю в нужном нам направлении, так что в этом мире грядущая победа и в самом деле будет окончательной и бесповоротной. А это, как мне кажется, достаточный повод попробовать сменить профессию. И Алена со мной согласна. Она поедет за мной куда надо, и как настоящая жена офицера будет ждать меня столько, сколько потребуется.
И вот позади нас осталась заснеженная и притихшая Алма-Ата – исконно русский город, которому, думается, в скором времени вернут изначальное название Верный. Так уж получилось, что мы приняли в судьбе этого города немалое участие: проредили беспредельничающий криминал и постояли у истоков имперского разворота в советской истории. После событий месячной давности понаехавшие в бывшую столицу Казахской ССР люди Лаврентия Павловича уже замучились отгребать дерьмо лопатой, а оно все не кончается. Правда, до репрессий по национальному признаку дело не доходит: местные кадры, которые в результате проверки остались чисты, остаются на своих местах, честь им и хвала, а остальные едут осваивать урановые месторождения в Зеравшане и алмазные в Якутии, и далеко не в качестве начальников.
Сказав свое слово в местной политике, в дальнейшем мы по большей части оттачивали в местных степях и предгорьях боевое мастерство – и тут же в наш корпус пришло пополнение. В частности, наш штат был расширен артиллерийской самоходной артбригадой особой мощности, включающей тридцать шесть местных аналогов САУ «Пион» (гаубицы Б-4, поставленные на шасси танка Т-42). Оружие в буквальном смысле страшной мощи, предназначенное для взлома долговременных укреплений, в том числе и прямой наводкой. Артиллерия фронта, конечно, сметет перед нами японские пограничные укрепления, но и этот тяжелый молоток в рейде не помешает, а то мало ли какие опорные пункты противника могут нам встретиться в предстоящем прорыве во вражеский тыл. Но, сокрушив Третий Рейх, мы готовы и ко всему тому, что для нашего корпуса могут припасти японские самураи.
Нет, это не шапкозакидательство, а просто осознание своей боевой мощи и уровня подготовки. После того, как был сокрушен вермахт, Красная Армия стала самой многочисленной и самой боеспособной армией этого мира, а ОСНАЗ – это самые подготовленные, хорошо вооруженные и боеспособные части Красной Армии. Я тут мало-мало почитал все, что у местных коллег имеется по японской армии, и сделал вывод, что во всем, за исключением боевого духа и физической подготовки, ее положение намного ниже плинтуса. Эта армия была заточена на войну с многочисленными, плохо вооруженными и неорганизованными китайцами, а в боях против британцев и голландцев имела дело с аналогично вооруженными колониальными частями.
Но при этом надо иметь в виду, что японцы в любом случае будут стоять насмерть там, где немцы стали бы отступать, а разные там французы с итальянцами просто сдались бы. Броситься под танк с гранатой или там с миной, привязанной к бамбуковому шесту – это как раз в японском национальном характере. Правда, и наши бойцы тоже далеко не институтки. Германский вермахт был им хорошим учителем, и японская армия уступает ему в классе на пару рангов. При этом среди моих бойцов и командиров нет никого, кто воевал бы в первую русско-японскую войну. Сорок лет – это чертовски большой срок. Из отдельных ветеранов той войны в строю остались считанные единицы, и то в старшем комсоставе. С одной стороны, на ум приходит Антон Иванович Деникин, а с другой – Семен Михайлович Буденный. И все. Армейские биографии прочих военачальников начались в Первую Мировую или Гражданскую войну.