Разжигая пламя

Видимо, принцепс вообразил себе, что уже признала в нём родителя, и заключил в крепкие объятья:

— Дочка… Как же ты похожа на свою мать, даже голос…

Твин осторожно оттолкнула его, отшагнула, обозначив дистанцию. Не дурак, поймёт. К чёрту эти сопли, пусть сначала объяснит, почему его не было рядом, когда маме перерезали горло! Почему она ничего не помнит о нём, кроме показанного Восемьдесят Третьей?

— Прости, наверное, я слишком тороплю события, — он понимающе вздохнул. — Давай присядем, я всё тебе объясню.

— Благодарю, господин, мне и так неплохо.

— Да-да, конечно, как пожелаешь. Выпьешь вина?

— Я хочу знать своё имя! Назовите его!..

Принцепс подошёл к столу. Взяв бокал, сделал несколько глотков и прочистил горло:

— Мне оно не известно.

— Что ж вы за отец такой, раз имени собственного ребёнка не знаете?

Он виновато потупил взгляд, опустил голову:

— Дерьмовый, не спорю. Но я любил Анну! Больше всего на свете! Встреть её хотя бы на пару лет раньше, женился бы не задумываясь, только уже на тот момент у меня родилась дочь.

Принцепс говорил так, будто её рождение оказалось для него досадной случайностью. Впрочем, судя по всему, так оно и было.

— А я тогда кто? Щенок с подворотни? — Твин не сдержалась.

— Я не мог бросить семью!

— Значит, я не только осквернённая, но и бастард? — горько усмехнулась она.

— Ты — плод любви, Твин, и для меня всегда будешь особенной.

— Неужели? — жаль, за маской не видит улыбки: столько презрения она ещё не испытывала ни к кому в своей жизни.

— Я искал тебя, клянусь!

— И как, успешно? — расхохоталась она.

Принцепс ничего не ответил. Да и что бы он сказал? Правду? А какая у него правда? О чём с ним говорить, если даже имени её не спрашивал? Никакой он ей не отец и никогда им не будет.

Сжав кулаки, Твин изо всех сил пыталась обуздать разрастающуюся в груди ярость:

— Каждую сраную ночь я вижу, как ищейка перерезает моей матери горло. Вы обрекли её на бесконечно повторяющуюся смерть! О какой любви вы смеете говорить?

Глаза Максиана заблестели от слёз. Твин с брезгливостью наблюдала, как он подошёл к ней и опустился на колени, бережно взяв её ладонь. Даже сквозь грубую кожу перчатки она чувствовала его прикосновение. Вдруг захотелось завыть от боли… Никогда не думала, что прикосновение способно причинить столько страданий.

— Я не имею права просить тебя о прощении, — хрипло произнёс он, прижимаясь щекой к её руке, — но умоляю, дай мне шанс! Не отталкивай меня!

В ней боролись ненависть и нечто иное, совсем неожиданное. Жалость… Даже удивилась самой себе: как можно жалеть слабовольного ублюдка, бросившего на произвол судьбы любимую женщину с ребёнком на руках? Ярость уже разрослась так сильно, что вот-вот выжжет огромную дыру в груди и вырвется наружу.

— Всё никак не могла вспомнить её имя, — Твин отдёрнула руку. — Хоть какая-то от вас польза. Вы не спасли её, вы предали её. Ты… Отец, говорите? Да вы для меня — пустое место!

— Дай мне шанс, прошу! Я всё исправлю!

— Исправите?! — Твин оттолкнула его и схватилась за голову, сжав до скрипа зубы. Невыносимая боль вонзилась в виски раскалёнными иглами, проникала в разум, заполняла туманом сознание.

Альтера вернулась.

Почувствуй Твин её раньше, может быть, и успела бы, но теперь она вырывалась, и сдержать её было невозможно. Кожа под перчатками пылала, пламя стремительно растекалось до самых плеч, и контролировать скверну она уже не могла.

— Что с тобой? — принцепс вскочил на ноги и протянул руку, желая помочь.

— Не приближайтесь ко мне!

Он не внял предупреждению, даже не сдвинулся с места. В глазах — покорное ожидание, словно давно был готов к возмездию.

«О да, я дам тебе шанс! — взревела Альтера. — Ты заплатишь за всё, мразь!»

Мир внезапно застыл. Струна времени натянулась до предела.

Твин рывком отбросило назад. Полностью лишившись контроля над своим телом, она с непривычной отчуждённостью наблюдала, как Альтера приближается к принцепсу, занося руку для смертоносного удара.

«Нет, это полное безумие! — мелькнуло в голове. — Он того не стоит. Соберись, Твин, нужно остановить её, пока не поздно!»

Словно пробудившись, закричала со всей мочи: «Убирайся назад!»

В последнее мгновение, когда кулак, охваченный зелёным пламенем, почти коснулся виска принцепса, Твин собрала всю волю и, представив туннель, побежала к сияющему белым выходу. Тело тут же отозвалось, вернулось под контроль, и удар, грозивший расколоть череп так называемого отца, пришёлся на шкаф за его спиной.

Струна времени лопнула. Грохот, вперемешку со звоном стекла, заполнил кабинет. Щепки разлетелись по сторонам.

Обессиленная и опустошённая, она упала на колени. Вдруг стало совершенно неважно, что произошло, и уж тем более, что будет дальше. Всё казалось таким ничтожным, незначительным, нисколько не касающимся по-настоящему важного. Единственное, чего хотелось, — вернуться в казарму и прижаться к груди Слая, почувствовать его тепло, услышать родной голос.

Максиан опустился рядом и положил ей руку на плечо:

— Это была Альтера?

Твин равнодушно скользнула по нему взглядом и поднялась:

— Лучше нам не видеться больше, господин принцепс.