Ребята и зверята

— Нет, ничего у меня не путалось. Лошадь — самое беглое животное. А лиса у нас только по шкапам роется, за сахаром. Я это знаю наверное. Лиса у нас живет целых три года. А вы, должно быть, не видели их никогда, раз говорите такое.

И она ушла из детского сада, возмущенная и негодующая.

Я и Соня болели свинкой. Шеи распухли, выходить нельзя.

Мы сидели и тосковали, запертые отдельно от всех, в комнате с надписью: «Свинюшник».

Наружи — солнце, ласточки, всюду гроздья сирени, и все ребята уезжают в поле встречать Первое мая.

Юлю и Наташу тоже пустили встречать. Они прибежали к нашему окошку, круглолицые, уже загоревшие и облупленные. Прижимались к стеклу, что-то рассказывали, хохотали. Подводили к окошку Чубарого. Он тоже смотрел через стекло на наши закутанные головы.

Сквозь ограду виднелись линейки с ребятами. Учитель из Михайловки с флейтой, руководительница площадки с гитарой. Кто-то принес фотографический аппарат. Подъехала еще уйма народу. Стало по-весеннему смешливо и весело.

Наташу посадили на одну из линеек, а Юля и двое докторят покатили верхом. Мама вышла за калитку, помахала им вслед, а Юле сверх того погрозила. Потом пришла к нам в «свинюшник» ставить компрессы.

— Ты что это, мама, грозила?

— А то я грозила, чтобы помнила, что надо, и ехала поосторожней.

Юля ехала с боку линейки и отлично все помнила. Но эти докторские — ох, и отъявленные же были ребята! — стали приставать к ней, чтобы гоняться. Пришлось согласиться.

Тележки пропустили вперед. Остановились, сгрудились и стали условливаться, докуда скакать.

С вечера прошел дождь. Рыхлое, еще не просохшее поле тянулось к горам и вдалеке словно проваливалось в черноту ущелья.

Там, где исчезала дорога, чуть виднелось сухое дерево.

— Скачем до дерева!

Досчитали до трех и поскакали.

— Смотрите, гоняются! — закричали впереди на тележках.

Три годовалые телки стояли у края дороги. Они повернули головы навстречу лошадям и ждали. Потом задрали хвосты, замычали и ринулись вперед.

На беду одна замешкалась перед Чубаркиной мордой. Он споткнулся на полном ходу и сразу упал на колени.

Юлю словно сорвало с седла и бросило о землю.

— Я глянула, — рассказывала после Наташа, — она упала, и голова у нее откатилась в сторону, как арбуз. Ох, как я испугалась! Соскочила с телеги, подбежала, вижу — это шляпа пустая. А Юля лежит с закрытыми глазами. И Чубарый стоит рядом, отряхивается. Потом стал толкать ее носом. Тут подбежали чужие и спугнули его. Я закричала: «Чубарку ловите!» и скорей за ним.

Учителя не успели опомниться, как коротенькие Наташины ноги замелькали вдогонку за лошадью. Все окончательно растерялись: одна в обмороке, другая куда-то умчалась.

Недолго думая, михайловский учитель пустился за Наташей.

Замечательная это была картина: вниз по дороге, балуясь и играя, рысил жеребец. За ним, расстегнув пальтишко и сдвинув шапку на затылок, поспевала толстенькая девочка, а за ней, придерживая рукой падавшее пенсне, бежал учитель.

— Наташа, Наташа, подожди!

Он махнул рукой. Пенсне моментально свалилось. Этого еще недоставало! Учитель сощурился, замигал глазами и, встав на четвереньки, пристально уставился в грязь.

А Наташа тем временем мужественно топала калошами, не теряя Чубарого из вида.

— Чубарик, Чубарка! Ну, остановись ты хоть на одну минуточку!

И Чубарый как будто услыхал — пошел все тише, тише и остановился. Он поднял голову и загляделся на коров.

Ну, Наташа, теперь разводи пары! Долой калоши, мешают только. Раз, два — калоши полетели в разные стороны.

Наташа ринулась в обход.

Ух, и жаркий же это был день! Пальто и шапка отправились за калошами.

— Чубаренький! Чубаренький! Тпрсть, тпрсть!

Наташа собрала платье мешочком и сделала вид, что несет овес. Конь недоверчиво покосился, вздернул мордой, отбежал несколько шагов и снова покосился.

— Тпрусь, тпрусь! — твердила Наташа с отчаянием. Помешивала, пересыпала в мешочке и подбиралась все ближе. Чубарый потянулся, шевельнул ноздрей и заглянул в платье.

Наташа быстро ухватила повод. Попался! Теперь уже незачем притворяться. Она опустила платье. Чубарка не поверил, что его надули, и принялся разыскивать овес. Он дул Наташе в лицо, дергал ее зубами за платье и даже куснул за живот.

Он тормошил ее до тех пор, пока она не шлепнула его по большой лоснящейся щеке.

— Нагнул бы лучше голову, дурак. Надо же мне перебросить поводья.

Ну вот, теперь все как следует. Остается только сесть в седло. Вы думаете, это легко сделать, если стремена подняты так высоко, что до них не достанешь?

Наташа огляделась. Недалеко от дороги лежал большой камень. Она подвела к нему Чубарого, села и поехала обратно, устало отдувая красные от солнца и беготни щеки.

Первым ей встретился учитель. Он подобрал на дороге пальто и калоши и все удивлялся, не понимая, откуда взялись эти вещи. Пенсне он так и не разыскал и прищурился на Наташу, задумчивый и сосредоточенный.

Наташа подумала, что он сердится и потому щурится и проходит мимо. Она придержала Чубарого и покашляла.

Учитель не обратил на это никакого внимания.

— Тогда отдайте калоши, — не выдержала Наташа. — Вы что, уже домой идете?