Ребёнок от босса

- У каждой любви есть своя история. Все не так однозначно, поверь, – для убедительности, она кивает. - Раньше, когда я была юная, как ты, тоже думала, что все должно быть, как в сказке - ни единой ошибки, рядом только идеальный человек. Тогда это любовь, – горько усмехается, прокручивая золотой широкий ободок кольца на безымянном пальце. - Но это не так, милая. Мы живые, с эмоциями, со своими ошибками. Все! Без исключения. Главное только то, что у нас здесь, - прикладывает к груди руку с длинными, унизанными кольцами пальцами. - Сердце, Ангелиночка, не обманешь! От себя не убежишь.

Женщина пристально смотрит на меня, явно надеясь на правдивый ответ:

- Скажи, милая, ты любишь моего сына?

Прикусив губу, роняю непонятно откуда взявшуюся слезу.

- Не волнуйся, Ангелина, твой ответ останется между нами, обещаю, - клянется мама Максима.

Не думая ни мгновения, честно отвечаю:

— Динара Исаевна, - смотрю на нее широко открытыми глазами, в которых застыли те слезы, что так и не нашли выхода. Они будто застыли навечно, - люблю.

— И он тебя! – горячо откликается Динара. В карих глазах вспыхивает миллиард янтарных искр. – Очень, – глаза женщины горят непоколебимой уверенностью. - Максим горит тобой, дышит тобой… Поверь, я знаю, что говорю. Я знаю своего сына. Когда ты ушла… он сломался. Это был не мой Максим, - губы женщины горестно поджимаются. — Он стал лишь бледным подобием себя. Тенью, слоняющейся по дому.

Шмыгнув носом, прислушиваюсь к словам свекрови.

— Не знаю, сказал он тебе или не говорил, - ласково смотрит на меня мать Макса. - Я не видела его с женщинами после твоего ухода. Только работа и спортзал.

Смущено опускаю голову. Вряд ли Максим жил жизнью монаха, но слова женщины, все равно словно молитва проходятся по истерзанной муками ревности душе.

— Спасибо, Динара Исаевна, - тихо шепчу, стараясь незаметно смахнуть слёзы. — То, что вы сказали, для меня очень много значит, - переплетаю пальцы между собой, чтобы унять проклятую нервную дрожь.

По крайней мере, значит, серьезных отношений у Максима не было и мне не придется сталкиваться лицом к лицу с брошенной жаждущей мести пассией. Хорошо, что Динара подняла этот вопрос. Догадки рвали мне душу на части, полосуя на рваные лоскуты, которые я с утра до вечера пыталась сшить, соединить неровные края, чтобы хоть немного вернуть душевное равновесие. Поднимаю голову и благодарно смотрю на Динару Исаевну.

Я даже не думала, что получу от неё такую колоссальную поддержку. Думала, она обрушит на меня праведный гнев, разочарование, а вместо этого я будто обрела... вторую мать. Понимающую, все прощающую. Не выдержав, всхлипываю, заливаясь слезами. Мне стыдно, но я испытываю такое облегчение, что просто не могу остановить слёзы.

Ласковые руки обнимают так по-матерински, с такой добротой. Я чувствую, как меня окружает запах мимозы и корицы.

Это так уютно и по-домашнему тепло, что я улыбаюсь сквозь слёзы. Динара Исаевна слегка отстраняется, чтобы заглянуть мне в лицо.

- Почему ты сбежала, Ангелина? – в голосе Динары слышится легкий укор. — Это разбило сердце не только Максиму. Вы поссорились?

Мотаю отрицательно головой. Я не буду молчать. Я хочу, чтобы Динара Исаевна знала из-за кого именно разрушилась наша с ее сыном жизнь. И я выдаю все, как на духу - «ОТ» и «ДО».

Неловко замолкаю в самом конце, ведь речь идет о Мансуре Шамилевиче.

Динара взволнованно дышит, губы подрагивают. Должно быть, она ожидала все, что угодно, только не это. Она растерянно тянется к цепочке на шее, но опускает безвольно руку на колени.

— Как же мне жалко вас, дети мои! – наконец выдыхает она. Голос женщины дрожит. - Вырвала бы сердце из груди, все бы отдала, - качает головой Динара, – чтобы уберечь.

И я ей верю. Если бы она могла – она бы сделала это! Представляю, что творится в ее душе от осознания того, что я сбежала по вине ее мужа. Темные глаза матери Максима, почти горят мольбой.

- Не совершай моих ошибок, Ангелиночка. Я долго молчала, убивая этим свою душу, женскую гордость. Сейчас жалею. Все зависит от вас, – ободряюще сжимает мои прохладные пальцы. - И тогда никакой третий человек никогда не помешает, не изворотит ваши судьбы. Но так будет при условии, если вы будете объединяться в трудностях, а не обвинять друг друга. Не думай, я не выгораживаю Мансура, - Динара Исаевна поспешно поднимается с дивана.

Я вижу, с каким трудом ей дается самообладание. Темные глаза пылают, и я отчётливо понимаю, что ее старший сын Давид все-таки больше похож на нее, чем на отца.