Речи

(XVIII, 47) Смотрите, судьи, какие важные факты доказаны этими свидетельскими показаниями. Во-первых, во всяком случае, с Милона снимается подозрение в том, что он выехал из Рима с намерением устроить Клодию на дороге засаду, разумеется, если тот вообще не собирался выходить ему навстречу. Во-вторых, — ведь я не вижу, почему бы мне не коснуться также и своего дела, — вы знаете, судьи, что были люди[2159]

, которые, убеждая принять эту рогацию[2160]

, говорили, что резня была устроена, правда, отрядом Милона, но по умыслу некоего более значительного лица; видимо, на меня, как на разбойника и наемного убийцу, намекали эти отверженные и пропащие люди; но против них обратились показания их собственных свидетелей, утверждающих, что Клодий, если бы не узнал о смерти Кира, не решил бы в этот день возвратиться в Рим. Я вздохнул свободно, я оправдан; едва ли может показаться, будто я задумал то, чего я и подозревать не мог. (48) Теперь рассмотрю дальнейшее, так как приводится возражение: «Следовательно, даже и Клодий не замышлял засады, раз он намеревался переночевать в альбанской усадьбе». Конечно, если бы он не решил выехать из усадьбы в целях убийства. Ведь я вижу, что тот человек, который будто бы его известил о смерти Кира, известил его вовсе не об этом, а о приближении Милона. Ибо к чему ему было извещать Клодия о Кире, которого тот, выезжая из Рима, оставил при смерти? Я был при Кире, я запечатал его завещание [вместе с Клодием]; но завещание он составлял при свидетелях и сделал своими наследниками нас обоих[2161]

. Почему же Клодия известили на другой день и только в десятом часу о смерти человека, которого он накануне, в третьем часу, оставил при смерти? (XIX, 49) Но допустим, что это так. Какое же у него было основание торопиться в Рим, отважиться на поездку ночью? Какая нужда была так спешить? Из-за того, что он был наследником? Во-первых, у него не было никакой надобности торопиться; во-вторых, если бы даже она и была, то что же, в конце концов, мог бы он успеть сделать в эту ночь и что потерял бы он, приехав в Рим на другой день утром? При этом насколько Клодию следовало скорее избегать ночного приезда в Рим, нежели к нему стремиться, настолько же Милону — если у него, действительно, был злой умысел — следовало сидеть в засаде и поджидать Клодия, раз он знал, что тот должен будет проехать в Рим ночью. Он убил бы его глубокой ночью. Если бы он стал запираться, ему всякий поверил бы, так как он убил бы его в месте, удобном для засады и кишащем разбойниками. (50) Милону в случае запирательства поверил бы всякий; ведь все хотят его оправдания, даже если он признается в преступлении. Во-первых, это преступление связали бы с тем местом, где оно произошло, — убежищем и притоном для разбойников[2162]

. Ведь ни немая пустыня не донесла бы на Милона, ни глухая ночь не выдала бы его. Затем, подозрение пало бы на многих людей, попавших в руки Клодия, ограбленных им, изгнанных им из их имений, а также на многих, боявшихся этого. Словом, в суд в качестве обвиняемой была бы вызвана вся Этрурия. (51) Впрочем, не подлежит сомнению, что Клодий в тот день, возвращаясь из Ариции, свернул в свою альбанскую усадьбу. Допустим, Милон знал, что Клодий был в Ариции; он все же должен был предположить, что Клодий, даже если захочет возвратиться в этот день в Рим, свернет в свою усадьбу[2163], выходящую на дорогу. Почему же он не встретил Клодия раньше, чтобы тот не мог отсидеться в усадьбе? Почему он не устроил засады в том месте, куда Клодий должен был приехать ночью?

(52) Я вижу, судьи, что пока все ясно: для Милона было даже полезно, чтобы Клодий был жив, а Клодий, чтобы добиться того, чего он так жаждал, должен был желать прежде всего гибели Милона; ненависть Клодия к Милону была безмерной, у Милона же никакой ненависти к Клодию не было; Клодий имел обыкновение прибегать к насильственным действиям, Милон — только отражать их; Клодий угрожал Милону смертью и открыто ее предсказывал; ничего подобного от Милона никогда не слыхали; день отъезда Милона был Клодию известен; день возвращения Клодия Милону известен не был. Для Милона поездка была необходима; для Клодия — скорее даже несвоевременна. Милон всем объявил, что он в этот день выедет из Рима; Клодий скрыл, что он в этот день возвратится. Милон ни в чем не изменил своего решения; Клодий для изменения своего решения придумал предлог. Милону, если бы он устроил засаду, пришлось бы дожидаться ночи вблизи Рима; Клодию, если он и не боялся Милона, приближение к Риму ночью все же должно было казаться опасным.