(XX, 53) Рассмотрим теперь главное: для кого же из них было более удобным место, выбранное для засады, — место, где они встретились? Но нужно ли еще сомневаться в этом, судьи, и слишком долго раздумывать? Неужели, находясь перед имением Клодия, — а в этом имении с его несоразмерно огромными подвалами легко могла находиться тысяча сильных людей, — когда место, занятое противником, сильно возвышалось над дорогой, Милон мог подумать, что он одержит верх; поэтому он и выбрал для сражения именно это место? Или, может быть, — и это более вероятно — в этом месте его поджидал тот, кто задумал напасть, надеясь на условия местности? Сами обстоятельства, судьи, говорят за себя, а они всегда имеют наибольшее значение. (54) Даже если бы вы не слышали, как это произошло, но видели это изображенным на картине, то все же было бы ясно, кто из них подстерегал другого в засаде и кто из них не думал ни о чем дурном, так как один из них ехал в повозке, одетый в плащ, а рядом с ним сидела его жена. Разве каждое из этих обстоятельств — и платье, и езда в повозке, в присутствие спутницы — не является сильнейшей помехой? Какие условия могут быть более неудобны для сражения? Ведь Милон был закутан в плащ, сидел в повозке и, можно сказать, был связан присутствием жены. Теперь обратите внимание на Клодия, во-первых, выходящего из своей усадьбы внезапно (почему?), вечером (какая в этом была необходимость?), поздно (подобало ли это ему, тем более в такую пору?). «Он свернул в усадьбу Помпея». — Чтобы повидаться с Помпеем? Но он знал, что Помпей находится в альсийской усадьбе[2164]
. Чтобы осмотреть усадьбу? Он уже бывал в ней тысячу раз. Что же это значило? Все это — проволочки и увертки. Он просто не хотел покидать это место, пока не приедет Милон.