Речи

Марк Марцелл (из плебейской ветви рода Клавдиев) во время гражданской войны был противником Цезаря. Как консул 51 г. он предложил в сенате, чтобы Цезарь был отозван из Галлии к 1 марта 49 г, что лишило бы его возможности заочно добиваться избрания в консулы на 48 г. и подвергло бы его опасности судебного преследования. Когда предложение Марцелла не было принято, то он предложил предоставить солдатам Цезаря, уже отслужившим свой срок, право оставить военную службу; наконец, консул резко выступил против Цезаря в вопросе о предоставлении прав римского гражданства жителям римских колоний, основанных Цезарем в Цисальпийской Галлии. Во время гражданской войны Метелл[2228]

покинул Италию вместе с помпеянцами; после победы Цезаря он удалился в изгнание и жил в Митиленах, занимаясь философией. Сам Марцелл не обращался к Цезарю с просьбой о прощении, но его родные, находившиеся в Италии, и Цицерон, прощенный Цезарем, ходатайствовали перед ним за Марцелла.

В сентябре 46 г. тесть Цезаря Луций Писон намекнул в сенате на тяжелое положение изгнанника; Гай Марцелл, консул 50 г., двоюродный брат Марка, бросился Цезарю в ноги с мольбой о прощении, к которой присоединились сенаторы. Цицерон произнес дошедшую до нас речь, в которой он заранее благодарил Цезаря за возвращение Марцелла из изгнания. Диктатор удовлетворил просьбу сената. Марцелл выехал на родину лишь через 8 месяцев после упомянутого собрания сената и 23 мая 45 г. остановился в Пирее, где был принят своим бывшим коллегой по консульству Сервием Сульпицием Руфом. Вечером 26 мая он был убит в окрестностях Пирея при обстоятельствах, оставшихся неясными.

См. письма Fam., IV, 4 (CCCCXCII); 7 (CCCCCLXXXVII); 8 (CCCCLXXXVI); 9 (CCCCLXXXVIII); 10 (DXL); 11 (CCCCXCIII); 12 (DCXVIII); Att, XIII, 10, 3 (DCXXIX); XV, 9 (CCXV).

(I, 1) Долгому молчанию, которое я хранил в последнее время[2229], отцы-сенаторы, — а причиной его был не страх, а отчасти скорбь, отчасти скромность — нынешний день положил конец; он же является началом того, что я отныне могу, как прежде, говорить о том, чего хочу и что чувствую. Ибо столь большой душевной мягкости, столь необычного и неслыханного милосердия, столь великой умеренности, несмотря на высшую власть[2230], которой подчинено все, наконец, такой небывалой мудрости, можно сказать, внушенной богами, обойти молчанием я никак не могу. (2) Ведь коль скоро Марк Марцелл возвращен вам, отцы-сенаторы, и государству, то не только его, но также и мой голос и авторитет, по моему мнению, сохранены и восстановлены для вас и для государства. Ибо я скорбел, отцы-сенаторы, и сильно сокрушался из-за того, что такому мужу, стоявшему на той же стороне, что и я, выпала иная судьба, чем мне; и я не мог себя заставить и не находил для себя дозволенным идти нашим прежним жизненным путем после того, как моего соратника и подражателя в стремлениях и трудах, моего, так сказать, союзника и спутника у меня отняли. Поэтому и привычный для меня жизненный путь, до сего времени прегражденный, ты, Гай Цезарь, вновь открыл передо мной и для всех здесь присутствующих как бы поднял знамя надежды на благополучие всего государства.