У этого Бланта была большая копна волос на голове, очень густых и пушистых, но по тем или иным причинам они быстро стали серыми, и в таком переходном состоянии он выглядел так, как будто носил кивер из барсучьей шкуры.
Появление седых волос на молодой голове озадачило и запутало этого Бланта до такой степени, что он, наконец, пришёл к заключению, что всё это результат чёрной магии, насланной на него врагом, и этот враг, как он полагал, был старым матросским управляющим в Марселе, которого он когда-то серьёзно оскорбил, сбив его с ног в драке.
Таким образом, пока он был в Нью-Йорке, и его волосы становились всё более седыми и всё более серыми, все его друзья, подруги и прочие смеялись над ним и называли его стариком, стоящим одной ногой в могиле; и тогда однажды ночью он пошёл к аптекарю, изложил свои доводы и захотел узнать, что можно для него сделать.
Аптекарь немедленно выдал ему бутылку с пинтой какого-то зелья, которое он называл «Трафальгарским маслом для восстановления волос», ценой в один доллар и сказал ему, что после того как он использует эту бутылку, и от неё не произойдёт желаемого эффекта, он должен будет попробовать бутылку №2, называемую «Райский бальзам, или Эликсир Копенгагенской битвы». Эти звучные военно-морские названия восхитили Бланта, и он не сомневался, что эти средства вполне достойные.
Я видел обе бутылки, и на одной из них была гравюра, представлявшая молодого человека, который, как предполагалось, был седовласым, стоял в ночной рубашке посреди больничной палаты и, закрыв глаза, прикладывал эликсир к своей голове обеими руками, в то время как на соседней кровати стояла большая бутылка, ярко маркированная как «Райский бальзам». Из текста выходило, что этот седовласый молодой человек был так сражён своим маслом для волос и был настолько до конца убеждён в его достоинствах, что вылез из постели даже во время сна; нащупав бальзам в своём шкафу, он схватил драгоценную бутылку, применил её содержание и затем снова заснул, встав утром, ничего не помня о случившемся. И почему он так поступил действительно осталось тайной, и что было ещё более загадочным, так это то, как гравёр узнал про событие, о котором сам участник был не осведомлён и чему не было никаких свидетелей.
Блант, с того момента как оказался в море, три раза за двадцать четыре часа регулярно втирал в себя жидкие мази, но хотя первая бутылка была вскоре исчерпана из-за её частого применения, а вторая иссякла наполовину, он всё ещё придерживался того мнения, что к тому времени, когда мы доберёмся до Ливерпуля, её использование увенчается успехом. И он был весьма рад, что это постепенное изменение происходило, пока мы были в море, чтобы не подвергать себя оскорбительным наблюдениям со стороны людей на берегу, основываясь на том же самом принципе, что денди приходят в деревню, уже отрастив свои бакенбарды. Он часто спрашивал своих товарищей по плаванию, заметили ли они какое-либо изменение, и если да, то какое именно? И, по правде говоря, из-за постоянного впитывания масла его волосы действительно очень изменились, причём одновременно с его туалетом, которому потребовались щётка и расчёска, поскольку его локоны спутались, как грива дикой лошади, и стали чёрными и чрезвычайно блестящими. Помимо своего масляного сбора для волос, Блант также обзавёлся несколькими коробками с таблетками, которые он купил у матросского доктора в Нью-Йорке, афиши которого висели на постах вдоль причалов, призывая появиться в северо-восточном углу рынка Кэтрин Маркет каждый понедельник и пятницу между десятью и двенадцатью часами утра, когда принимались заказы от пациентов, распределялись лекарства и давались бесплатные советы.
Сознавал ли Блант, есть ли у него расстройство желудка или нет, я сказать не могу, но на завтрак он всегда принимал три таблетки со своим кофе, что-то вроде того, как поступают в Айове во время жёлтой лихорадки, где в пансионах помещают пузырёк синих таблеток в солонку вместе с перцем и горчицей и рядом с другим пузырьком для зубочисток. Но там, на западе, люди очень невоспитанные и грубые.
Также несколько раз Блант баловал себя вместительным бокалом лошадиной соли (соли Глаубера), поскольку, как и множество других моряков, он никогда не выходил в море без хорошего запаса этой роскоши. Он также часто клал этот медикамент во влажный жакет и затем выходил на палубу под бурю с дождём. Но это – ничто по сравнению с другими матросами, которые в море становятся докторами для самих себя при помощи хлористой ртути с мыса Горн и продолжают оставаться ими на дежурстве. И в этой связи можно рассказать некоторые действительно ужасные истории, но тут я воздержусь.