Редкий гость

Миссис Стайн, главный психолог кочующей станции «Циолковский», улыбнулась. Теплая, ласковая улыбка, тонкие складки вокруг чуть тронутых помадой губ, пряди коротких волос (немного длиннее, чем обычно позволяют женщинам-космонавтам) уложены в кажущемся беспорядке, чуть подкрашенные глаза, чуть тронутые тональным кремом щеки, легкий запах духов – в светлом брючном костюме, в своем уютном кабинете с мягкой мебелью, приглушенным светом и экраном во всю стену, показывающим виды Земли (по настроению – лес, море, пустыня, водопад в тропическом лесу), она казалась старшей сестрой, доброй, внимательной – если такие бывают. В ней не было надменной недоступности земных женщин, в любой момент готовых предотвратить харрасмент, в ее поведении не было ни малейшего намека на что-то большее, чем разговор по душам. Прошину говорить не хотелось. Совсем.

– Иван, я прошу прощения, – сказала миссис Стайн.

– За что?

– Я хожу вокруг да около, – психолог откинулась на спинку большого кресла.

Они сидели друг напротив друга возле стола с монитором компьютера и стопкой бумаги на пластиковой столешнице, подделывающейся под красное дерево. На противоположной стене большой экран показывал стволы деревьев, припорошенный снегом подлесок…

– Нельзя, – миссис Стайн покачала головой, – нельзя говорить так с умным человеком.

– Льстить, наверное, тоже не рекомендуется, – промолвил Иван.

Психолог повела мышкой, и вместо тайги во всю стену высветилась анкета Ивана Прошина, старшего техника станции «Циолковский». В верхнем левом углу фотография, справа цифры – рост, вес, где-то посередине IQ. Сто тридцать единиц, ух ты.

Прошин поднял руки:

– Извиняюсь. Действительно, умный.

– Оставить, что ли, – сказала миссис Стайн, глядя на анкету. – Или лес вернуть?

– Лучше что-нибудь нейтральное, – отозвался Иван. – Мы ведь о деле будем говорить.

Повинуясь движению изящной ладошки (на пальчиках ногти с бирюзовыми цветами и стразиками), стена осветилась кремовым оттенком.

– Давайте о деле, – психолог уселась поудобнее.

Ровная посадка, прямая спина, руки на подлокотниках – открытость, готовность к диалогу. Прошин откинулся в кресле, радуясь возможности посидеть просто так. Всю неделю старший научной секции стоял у них над душой: в этом году солнечная активность была как никогда высокой, и ученые сутками не вылезали с наблюдательных постов, памперсы надевали, чтобы в мелочах разглядеть реакцию колец Папы на проносившиеся потоки протонов. Солнечный ветер жег внешние датчики станции, сводил с ума спутники и ремонтников, шатавшихся по станции в скафандрах высшей защиты и в таких же скафандрах ремонтировавших автоматические станции слежения. На дезактивацию времени не было, вернее, было, но над душой стоял стармех: «Давай-давай», – бегали ученые с безумными глазами: «Ребятушки, миленькие, график наблюдений срываем… Ну хоть одного робота в корону, ну пожалуйста…» Трое ребят ушли на пенсию по дозе, а замена им только-только летела к Марспорту.

– Скоро пятнадцать лет, как я работаю с людьми, – сказала миссис Стайн. – Моя профессия – выявлять малейшую угрозу для коллектива на дальних подступах, так сказать.

– И я угроза? – спросил Прошин.

– Не знаю, – внимательный взгляд, поджатые губы. – Нам придется это выяснить.

Прошин пожал плечами: выясняйте.

– Нет, Иван, так не пойдет, – миссис Стайн вздохнула. – Мы оба здесь с одной и той же целью – эта станция должна работать. Несмотря ни на что. Мы знаем, зачем это нужно – потому что во все эти железки («Керамику», – сказал Прошин)…неважно, керамику… потому что во все это вложены труды миллиардов людей со всей Земли, и каждый из них заслужил вознаграждение за свой труд, вознаграждение через рост экономики, ведущее к улучшению качества жизни… Мы понимаем друг друга?

– Да, – Прошин сказал это, а затем только почувствовал, что действительно думает так же.

– Хорошо, – Стайн кивнула. – Ради успешного функционирования станции, мы должны разобраться в ваших чувствах, ваших взглядах на жизнь.

– Как специалист с большим стажем работы, я считаю себя вправе сказать, что чувствую людей, – продолжала она. – Наблюдая за вами, Иван, беседуя с вашими коллегами, я поняла очень важную вещь: ваши взгляды на жизнь недавно претерпели значительные изменения. Более того, вы пережили смену идеалов или, может быть, у вас возник новый взгляд на привитые с детства, привычные ценности. Ломка.

Прошин опустил взгляд.

– Так, – сказала психолог. – Иван, давайте говорить как взрослые люди: вы боитесь последствий беседы со мной?

Прошин скорчил кислую мину. Да не то чтобы боялся… Психологи списывали на грунт столько же космонавтов, сколько все остальные специалисты, а Прошин, вопреки хвастливым клятвам самому себе, мол, да я и на гражданке жить буду кум королю, реальной жизни земного обывателя попросту не представлял.

– Не буду врать, – психолог внимательно наблюдала за ним, – наш разговор может иметь и такие последствия. И ваша обязанность как профессионала – принять возможные неприятности.

– Звучит не очень, – пробурчал Прошин.