Реформация

Около 1410 года архитектор Гильермо Боффи предложил соборному главе Жероны убрать колонны и арки, разделявшие интерьер на неф и нефы, и объединить стены единым сводом шириной семьдесят три фута. Это было сделано, и теперь неф Жеронского собора имеет самый широкий готический свод в христианстве. Это был триумф инженерии, поражение искусства. В пятнадцатом веке в Перпиньяне, Манресе, Асторге и Вальядолиде возвышались святыни не столь грандиозные. Сеговия увенчалась крепостным собором в 1472 году; Сигуэнса закончила свои знаменитые клуатры в 1507 году; Саламанка начала свой новый фан в 1513 году. Почти в каждом крупном городе Испании, за исключением Мадрида, возвышается собор с подавляющим величием внешней массы, с интерьерами, мрачно отвращающими от солнца и устрашающими душу благочестием, но при этом блистающими высокими красками испанской живописи, расписной скульптуры и блеском драгоценностей, серебра и золота. Это дома испанского духа, грозно покоренного и яростно гордого.

Тем не менее короли, дворяне и города находили средства на дорогостоящие дворцы. Петр Жестокий, Фердинанд и Изабелла, Карл V перестроили Алькасар, спроектированный мавританским архитектором в Севилье в 1181 году; большая часть работ по реконструкции была выполнена маврами из Гранады, так что это здание — слабая сестра Альгамбры. В сарацинском стиле дон Педро Энрикес построил для герцогов Алькала в Севилье (1500 ф.) дворец Каса-де-Пилатос, якобы дублирующий дом, с портика которого Пилат, как считается, предал Христа на распятие. Валенсийская Аудиенсия, или Зал аудиенций (1500 г.), предоставляла местным кортесам салон Дорадо, великолепие которого бросало вызов Залу Большого Консильи во Дворце дожей в Венеции.

Скульптура по-прежнему служила архитектуре и вере, заполняя испанские церкви Девами из мрамора, металла, камня или дерева; здесь благочестие окаменело в формах религиозной интенсивности или аскетической суровости, усиленных цветом и внушающих еще больший трепет благодаря глубокому мраку нефов. Особой гордостью испанского искусства были ретабло — резные и расписные экраны, возвышавшиеся за алтарным столом; огромные суммы, обычно завещанные в страхе перед смертью, тратились на сбор и содержание самых искусных работников — дизайнеров, резчиков, дорадоров, которые золотили или дамалировали поверхности, эстофадоров, которые расписывали одежды и орнаменты, энкарнадоров, которые раскрашивали части, изображающие плоть; все вместе или по очереди работали над умилостивительной святыней. За центральным алтарем Севильского собора ретабло из сорока пяти отделений (1483–1519) изображало любимые легенды в раскрашенных или позолоченных статуях в стиле поздней готики, а другое в капелле Святого Иакова в соборе Толедо показывало в позолоченной лиственнице и суровом реализме карьеру самого почитаемого святого Испании.

Принцы и прелаты могли быть представлены в скульптуре, но только на своих гробницах, которые размещались в церквях или монастырях, задуманных как преддверие рая. Так, донья Менсия Энрикес, герцогиня Альбукерке, была похоронена в изящно высеченном усыпальнице, которая сейчас находится в музее Испанского общества в Нью-Йорке; а Пабло Ортис вырезал для собора Толедо роскошные саркофаги для дона Альваро де Луны и его жены. В карфуцианском монастыре Мирафлорес, недалеко от Бургоса, Хиль де Силоэ спроектировал в итальянском стиле великолепный мавзолей для родителей и братьев королевы. Изабелла была так довольна этими знаменитыми усыпальницами, что когда ее любимый паж Хуан де Падилья (настолько безрассудно храбрый, что она называла его mi loco, «мой дурак») получил пулю в голову при осаде Гранады, она поручила де Силоэ высечь гробницу королевского качества для укрытия его трупа; и Хиль снова стал соперничать с лучшими итальянскими скульптурами своего времени.