Регентство. Людовик XV и его двор

И в самом деле, молодой аббат Порто-Карреро был племянником кардинала, носившего это имя; менее всего на свете его волновали дела политики, и было невозможно представить, что кто-нибудь сочтет важным послание, которое ему было поручено доставить.

Однако к тому времени, когда Дюбуа узнал о его отъезде, прошло уже двенадцать часов.

Дюбуа приказал броситься вслед за аббатом, но Порто-Карреро мчался так же быстро, как и гонцы Дюбуа, и, возможно, прибыл бы в Испанию раньше их, если бы в Пуатье его почтовая карета не опрокинулась, переезжая через какой-то брод.

Обычно, когда опрокидывается карета, сначала проявляют заботу о путешественнике, и лишь потом очередь доходит до его багажа; но совсем иначе обстояло дело с Порто-Карреро, озаботившегося лишь судьбой своего дорожного сундука, который плыл по течению реки и вслед за которым он бросился, ничуть не тревожась из-за того, что брод уже заканчивается. Упорство, с которым он, рискуя собственной жизнью, кинулся спасать свой дорожный сундук, вызвало подозрения у форейтора. Уже на следующей почтовой станции он поделился своими подозрениями с властями. Всякий, кто ехал в Испанию или возвращался оттуда, отдавал мятежом. На всякий случай Порто-Карреро задержали, и, когда прибыли гонцы Дюбуа, они обнаружили Порто-Карреро уже арестованным.

После того, как личность аббата была тщательно удостоверена, его дорожный сундук отправили с конником, мчавшимся во все лопатки и доставившим его Дюбуа 8 декабря, в четверг, в тот самый момент, когда регент отправлялся в Оперу.

После шести часов вечера, как мы уже отмечали, ника-какой возможности говорить с регентом о делах уже не было.

Выйдя из Оперы, регент распорядился об ужине в тесном кругу, а за столом он был еще недоступнее, чем во время спектакля.

Так что Дюбуа пришлось ждать до двенадцати часов следующего дня, чтобы подготовить свою интригу так, как он ее задумал.

Мы сказали «до двенадцати часов следующего дня», поскольку каждый раз, когда регент устраивал один из тех ужинов, какие мы пытались описать, винные пары настолько затуманивали ему голову, что до полудня он был не в состоянии заниматься политикой.

Дюбуа занялся этим делом с великой поспешностью. Он имел не только друзей, но и врагов и был не прочь приберечь для себя какое-нибудь высокое покровительство на тот случай, если его звезда перестанет приводить к нему таких людей, как Бюва и Ла Фийон; так что он сжег или спрятал часть писем и выдал регенту лишь тех виновных, каких счел уместным ему выдать.

Между тем князь ди Челламаре был посредством особого гонца предупрежден об аресте Порте-Карреро; но, так как испанский посол не мог предположить, что его тайна раскрыта, утром 9 декабря он явился к Ле Блану, государственному секретарю по военным делам, чтобы потребовать освобождения своего посланца, путешествовавшего с испанским паспортом, или хотя бы вернуть имевшийся при нем пакет с письмами. Ле Блан, предупрежденный аббатом Дюбуа, ответил князю, что его посланец не будет отпущен на свободу, а его пакет с письмами ему не вернут и что, более того, он имеет приказ препроводить князя в его дом и забрать все бумаги, какие найдутся в его кабинете. Князь ди Челламаре пытался сослаться на свое звание посла, но в это время в комнату вошел Дюбуа, по настоятельному призыву которого князю перестали чинить какие бы то ни было препятствия, и он вернулся в посольство вместе с двумя своими приспешниками.

К этому времени посольство уже было занято отрядом мушкетеров.

Бумаги князя осмотрели и наложили на них королевскую печать и печать посла.

В ходе этого осмотра Ле Блан, по отношению к которому князь подчеркнуто продолжал проявлять величайшую вежливость, в то время как с Дюбуа, напротив, он обращался с крайним презрением, так вот, Ле Блан взял в руки небольшую шкатулку работы Буля, полную писем.

Князь стал вырывать ее из его рук.

— Господин Ле Блан, — сказал он, — это не по вашей части: в шкатулке, которую вы держите, нет ничего, кроме писем от женщин; передайте ее аббату.

Вечером бумаги, содержавшиеся в дорожном сундуке, а точнее, те, что Дюбуа там оставил, были прочитаны в совете. Главными виновниками были признаны: князь ди Челламаре, герцогиня и герцог дю Мен, герцог де Ришелье, маркиз де Помпадур, граф д’Эди, Фуко де Маньи, вводитель послов, аббат Бриго и шевалье дю Мениль.

Шевалье дю Мениль был взят под стражу 9 декабря, но перед арестом он успел сжечь свои бумаги, о чем регент крайне сожалел, так как шевалье был одним из ближайших наперсников герцогини Менской и одно время считался любовником мадемуазель де Лоне, которая, по слухам, пользовалась полным доверием принцессы.

Аббат Брито после трех или четырех дней поисков был арестован в Монтаржи, доставлен в Париж и посажен в Бастилию.

Фуко де Маньи скрылся. Этот был, по словам Дюкло, дурак, который за всю свою жизнь не совершил ни одного разумного поступка, кроме того, что сумел спастись бегством.