В середине мая все было готово для обмена названных мятежников на советского солдата. Было оговорено место и время встречи для обмена. Однако в назначенный срок обмен не состоялся. Сорвался он и во второй раз, и в третий. Было ясно: мятежники намеренно затягивают время. Но почему?
Оказалось, что высокопоставленный руководитель ИСОА (Исламский союз освобождения Афганистана) питал надежды склонить на свою сторону советского солдата-узбека. С этой целью направил к нему в Кандагарскую провинцию группу западных корреспондентов для агитации солдата с целью выезда на Запад.
Но разговора не получилось – пленный советский солдат наотрез отказался от услуг непрошенных гостей, предлагавших ему подписать письмо и с их помощью перебраться в любую страну Западной Европы, США или Канаду.
– Я вернусь только домой, – твердил как заклинание Ишчанов.
И журналисты, сделав по нескольку снимков, ретировались.
После провала этой «операции» решено было использовать последнее средство – запугивание. Ишчанова выволокли за волосы на улицу, долго били, потом, подогнав лошадь, взвалили на нее. По узкой извилистой тропе стали подниматься в горы.
Пришли. Это Рузимбай понял сразу, когда увидел обомшелые амбразуры дотов. Его с силой толкнули, давая понять, что нужно сесть. Сидел долго, казалось, о нем забыли. Но вот к нему подошел толстяк, судя по всему, он был здесь старшим. Он что-то спросил у одного из тех, кто привел солдата. И они оба расхохотались. Потом толстяк поднял руку и жестом, не терпящим возражений, позвал кого-то. Подбежал худой, щуплый мужчина. Они о чем-то переговорили между собой, и худой на плохом русском стал задавать вопросы.
Рузимбай Ишчанов упорно молчал. Толстяк снова что-то крикнул. Вскоре показалась группа людей. Волоком тащили двух молодых парней в форме советских солдат. Лица русоволосых парней были окровавлены, оба с ненавистью смотрели на толстяка.
Главарь приблизился вплотную к Ишчанову и заговорил с ним на узбекском языке:
–
–
–
Удар в живот, в лицо. Острие ножа у горла.
– Значит, не хочешь говорить. Ну, что ж…
Толстяк указал пальцем на одного из русоволосых пленных. Два душмана, еще круче заломив солдату руки за спину, отвели его голову чуть назад. Третий, не спеша подошел к нему и стал медленно надрезать надбровные дуги. От дикой боли парень закричал и забился в руках бандитов. Кровь ручьем полилась по его лицу, на тельняшку, куртку. Палач хладнокровно вытер окровавленные руки, стал оттягивать веки глаз пленного и надрезать их…
– Чтобы вечно не закрывались глаза, – словно зверь, возбужденный от запаха крови, прорычал главарь.
Рузимбай и другой пленный пытались не смотреть на истязания и муки товарища. Но каждая их попытка отвернуться от жуткого зрелища пресекалась ударами прикладов.
Бандиты швырнули в сторону окровавленного и, видимо, уже потерявшего сознание десантника без носа, ушей, бровей и век.
Очередной их жертвой стал второй русоволосый солдат. Жестоко избив парня, они отрезали ему язык. Очнувшись, солдат волчком заметался по земле рядом с молчаливо лежащим товарищем. Кровь лилась из его рта.
– Принесите молоток и гвозди, – приказал главарь.
Ишчанов понял: пришел и его черед.
От короткого удара гвоздь пронзил запястье. Резкая боль обдала все тело. Потом наступило беспамятство. Когда Рузимбай очнулся, то услышал над собой:
– Шакал, оказывается, ты знаешь наш язык… Ишчанов понял, что, находясь в бессознательном состоянии, он говорил на своем языке. «Теперь они займутся мной основательно, – с горькой досадой подумал Рузимбай. – Выдержать бы только».
Подняться ему помогли, резко схватив под мышки.
– Оставьте его, – бросил главарь. – Поговорим с ним потом.
Бандиты отошли сторону, Ишчанов зубами рванул гвоздь из руки и тотчас потерял сознание…
Рано утром измученного и еле стоявшего на ногах Рузимбая разули, раздели и передали другой банде. Оба русоволосых солдата не поднялись – они были мертвы.
После изнурительного и, казалось, нескончаемого пути по горным тропам, советского солдата привели в какой-то лагерь. Его завели в шахту, горизонтально углубленную в сопку, где по бокам за небольшими металлическими дверями с крохотными окошками были устроены ямы, втолкнули туда. Кромешная тьма словно поглотила его.
На следующий день Ишчанову забинтовали левую руку, переодели, привели в порядок и стали возить по крупному кишлаку, рассказывая и показывая, как хорошо живут люди. «А тот, кто преданно служит нашему делу, пользуется привилегиями, обеспечен всем!» Ишчанов понял, что душманы вновь начали его «обрабатывать», сменив в очередной раз «кнут на пряник». Ему предлагали служить у них инструктором, обещали богатую и сладкую жизнь, полагаясь, видимо, на то, что в нем «проснется» мусульманская кровь, и он соблазнится на посулы.