Рейд на Сан и Вислу

Вынуждали нас остановиться в Мосуре и многие другие обстоятельства. Конский состав требовал отдыха. Обоз нуждался в пополнении санями. Для повышения боеспособности соединения надо было провести некоторую переформировку. Из Луцка и Ковеля немцы интенсивно вывозили награбленное имущество как по железной дороге, так и автоколоннами: следовало выслать на коммуникации побольше засад и диверсионных групп. И, наконец, возникла острая необходимость получше разобраться в националистическом движении на Волыни, так как весь район западнее и юго–западнее Луцка кишел вооруженными бандами.

Кроме того, нас крепко интересовала расположенная неподалеку отсюда школа «лесных чертей».

В наших руках были документы, свидетельствующие о сговоре гитлеровских тыловых органов охраны и администрации с бандеровцами. Бандеровская верхушка лихорадочно торопилась организационно укрепить свой союз с гестаповцами. Истинные приверженцы Бандеры готовились к подпольной борьбе против Советской власти — запасались оружием, налаживали связь по радио. Но простые люди, вовлеченные в эту заваруху под лозунгом борьбы с оккупантами, по–прежнему охотно действовали против мелких жандармских отрядов и тыловой немецкой администрации. Нам надо было всячески использовать это противоречие…

В раздумье прохожу мимо расположения разведроты. Смех, прибаутки. Собираются, видно, в поиск. Снаряжены, подтянуты — все один к одному.

У колодца — отделение Антона Землянки. Ведра поблизости не оказалось, или просто поленились бежать за ним. Воду достают какой–то плошкой.

— И с чего вы, хлопцы, воду пьете? Или селедки объелись? — спрашивает, подходя к ним, старшина разведроты Зяблицкий.

— Нет, товарищ старшина, селедки на обед сегодня не было. И рыбу соленую тоже не употребляли… Но хотим сообща с рапортом к комиссару взойти, чтобы, значит, из эскадрона Усача никого близко к нашей поварихе не подпускали… Прямо перевела всех нас. Усачу что? Придет, как кот возле сала, усами пошевелит, а мы потом все страдаем. Борщ в рот взять невозможно…

— А вы бы, хлопцы, свою красавицу на какую–нибудь постарше сменили. Сразу бы обезопасили себя на случай пересолов, — советует Тимка Арбузов, старшина из санчасти.

— Переменишь шило на швайку… Наша чистеха готовит хорошо: и вареники лепит, и картошку жарит. К тому же все может делать быстро, сноровисто… Пока, конечно, из эскадронцев никого поблизости нет… Мы понимаем, дело молодое, а все же придется какому ни на есть коннику в темноте бока пощупать, чтобы отвадить от нашей кухни…

— Напоились? Двинемся, что ли? Или еще черпать будете? — серьезно спрашивает Антон Землянка.

— Только фляги наберем. Спасу нет, до чего жажда разбирает после соленого обеда.

— Хватит вам лясы–то точить. Поехали…

Уже третий день стоим в Мосуре. Но прав был Вася — наши не засидятся. Засады и мелкие группы диверсантов вышли на коммуникации: Ковель — Владимир, Владимир — Луцк, Владимир — Замостье.

В соединении торжество: получили из Киева две отрадные радиограммы. В одной сообщалось, что капитану Роберту Кляйну Указом Президиума Верховного Совета СССР присвоено звание Героя Советского Союза. Вторая была адресована самому Кляйну. Его поздравлял с высоким званием Никита Сергеевич Хрущев и желал дальнейших успехов в борьбе с фашизмом.

А тем временем адресат рыскал где–то под Ковелем…

Еще днем ординарцы, смеясь, сообщили мне, что Цымбал здорово рассказывал о боевом пути Роберта Кляйна, о подвиге, за который он был представлен к Герою. И, когда стало смеркаться, я решил наведаться к рассказчику.

Поехал верхом. Подмораживало. Над селом спускался туман. Конь скользил копытами по ледку, который местами уже проваливался.

На площади, возле церквушки, встретил Мыколу Солдатенко.

— Ординарцы говорили, что очень интересно о нашем герое Цымбал рассказывает.

— Ага, — поддакнул Мыкола. — Вот и сейчас хлопцы опять собираются его слухать.

— Послухаем и мы, что ли? Где они тут?

— Та в школе. Там у них штаб батальона. И рота одна…

Мы тихо вошли в класс, где в полутьме лежали бойцы. Только дверь в соседнюю комнату — видимо, учительскую — была освещена. У просвета толпился народ. Мыкола Солдатенко молча указал мне на горку школьных скамей, сложенных у стенки одна на другую. Я примостился поближе к печке. Напротив была разостлана солома. На соломе лежало человек двадцать. Одни похрапывали, другие курили…

— Ну давайте, Андрей Калинович, пора уже, — просили связные.

— Сейчас, сейчас, — отозвался Цымбал несколько неуверенно. Он заметил, что в учительскую вошел Солдатенко.

— Та вже починай! — сказал тот. — Знов про меня будешь? Брешешь — так бреши вже в глаза…

— Нет, товарищ Мыкола, тут разговор намечается про другого, — ответил Цымбал.

— И про вас они не брешут, а всю только правду рассказывают, — вступился за Цымбала связной Шкурат. — Очень даже подходяще говорят.

— Послухаем, — сказал, усаживаясь, Солдатенко.