Река, текущая вспять

И вмиг из зарослей выскочил Брамсерф. Несчастная Этьенетта боролась с ним, но только глаза лишилась… Чуть живая вернулась она в замок со страшной вестью. В погоню за чудовищем выслали сотню охотников, но без толку. Оставалось только смириться. Король и королева были убиты горем. Особенно король; он только и знал, что твердить, колотя себя по лбу:

— Это все я, я виноват…

Жизнь тем не менее продолжалась. Люди всей душой разделяли горе своих повелителей, и общее горе сблизило их; они утешали и поддерживали друг друга с особой добротой и чуткостью, и было в этом что-то, оставшееся им от маленькой принцессы.

— Еще только шесть лет… — снова считали Нестор и Альфонсина. — Еще только пять…

Но дни для них теперь тянулись как месяцы, месяцы — как годы, а годы — как столетия. Им советовали завести еще ребенка — тогда ожидание не покажется таким долгим. Они и слышать об этом не желали. Они ждали…

Они провели в ожидании тысячи дней и тысячи ночей, семь раз видели, как сменяют друг друга времена года, и наконец в один прекрасный осенний вечер маленький мальчик по имени Барнабе прибежал из леса:

— Мама, мама, я видел принцессу, она там, в моем шалаше…

— Вы спите, Бризелла?

О нет, я и не думала спать! Я взяла руку Бланш в свои.

— Чем же кончается это история, скажите?

Она молчала.

— А та служанка, Этьенетта, — она еще здесь?

— Да. Завтра вы ее увидите. Она маленького роста, тучная, лицо у нее совсем плоское, а один глаз всегда полузакрыт. А теперь я вас оставлю, уже очень поздно, вам надо спать. Что-нибудь еще нужно?

— Ничего не нужно, — сказала я. — Спасибо вам. Вы очень хорошо рассказываете…

А потом, вместо того чтоб отпустить ее руку, я крепче сжала ее и прошептала:

— Бланш, я не принцесса Бризелла… меня зовут Ханна… я приехала из-за океана… я не дочь ваших короля и королевы… я никогда не была в этом замке… я здесь ничего и никого не знаю…

Она улыбнулась и поцеловала меня.

— Не волнуйтесь, все будет хорошо. Вам только нужно немножко времени…

И вышла.

Я встала и открыла шкаф. На полке над платьями лежали стопкой пять или шесть больших тетрадей. Я вытащила одну наугад и открыла. К первой странице была приколота травинка, а под ней детской рукой написано: «Трава абыкновеная». На других страницах были приклеены листья разных деревьев с соответствующими подписями: «бук», «ребина», «дуб», «топаль»; был еще «коласок рожи». Я вернулась к «траве абыкновеной», и что-то стеснило мне грудь.

«Прости, Бризелла, что я роюсь в твоих вещах и занимаю твое место, но я не виновата… они не хотят мне верить… и никогда не поверят…»

Глава тринадцатая

Этьенетта

Каждое утро Сезарина распахивала настежь окно в моей комнате и вываливала на кровать целую охапку платьев. Я просыпалась в шорохе шелков и бархата.

— Какое сегодня наденете? Вот это? А может, это?

Платья были все такие красивые, что часто я так и не могла выбрать какое-то одно и говорила:

— Пожалуй, надену то же, что в первый день, белое с голубым. Оно мне больше всех нравится.

Сезарина укладывала мне волосы, прыскала духами… Я никогда не зацикливалась на своей внешности, но тут только и ждала, пока она уйдет, чтоб достать из котомки мое карманное зеркальце. В первый раз я себя не узнала и покатилась со смеху: она закрутила мне волосы в два жгута и уложила их этакими бубликами на висках, так что голова стала как котелок с двумя ручками.

Королева Альфонсина хлопотала на кухне, не жалея сил: чистила овощи, ощипывала птицу, что-то шинковала, что-то шпиговала, сновала от плиты к плите. Ей хотелось, чтобы каждая трапеза была настоящим пиром, и пиром каждая и оказывалась. То подавали на огромном овальном блюде целого павлина, украшенного собственными перьями; то устилали стол настоящим мхом и на нем сервировали фрикасе из грибов. Мужчины пили вино, а я — воду, настоянную на цветах мяты или вербены.

К концу недели у меня уже получалось обращаться к королеве на «ты» и называть ее мамой. С королем Нестором это давалось труднее. А между тем он заботился обо мне, как лучший из отцов. Научил меня ездить верхом, даже галопом. Мы выезжали пораньше и все утро скакали по дорогам — эх, видел бы меня Грегуар! — и король кричал всем, кто попадался навстречу:

— Это моя дочь! Ваша принцесса! Узнаёте?

— Еще бы не узнать! — отвечали ему. И обнажали головы, и кланялись мне, так и сияя.

Иногда в коридорах замка я встречала Этьенетту, но мне ни разу не удалось поймать ее взгляд. Она проходила, потупившись, всегда грустная, в темной одежде, и, кажется, меня избегала. Я видела, что вместо одного глаза у нее зажившая рана, и мне хотелось поблагодарить ее, так храбро сражавшуюся за меня… Но тут же я одергивала себя: «Ханна, не сходи с ума: ты с этой женщиной незнакома, для тебя она ничего не делала — за что ты хочешь ее благодарить?»