— Да. Мы устроим вечеринку с песнями и танцами. Сделаем вид, что у нас полно еды и питья. Все оружие сложим в загоне, во все пустые магазины вставим по одному патрону, чтобы они казались полностью оснащенными. Притворимся, что еда и боеприпасы нас не волнуют. Соорудим макет пулемета и установим его подальше, чтобы издалека он сошел за настоящий. Придумаем еще какие-нибудь военные хитрости, чтобы это выглядело так, будто у нас здесь находится на отдыхе и переформировании Третья бронетанковая дивизия. А потом отпустим господина Мухаммада Ассада.
— Но все это шито белыми нитками, — с сомнением произнес Добкин.
— Для Риша и его офицеров. А
— Почему бы и нет? Я с тобой согласен.
Хоснер, Добкин и Бург зашли в загон. Каплан так и лежал на животе возле стены, но выглядел неплохо. Четверо других легкораненых мужчин, включая и Джошуа Рубина, играли в карты. Раненая стенографистка Рут Мандель лежала укутанная одеялами, ее, похоже, знобило. Пленный палестинец испуганно взглянул на Бурга. Хоснер заметил, что у араба сломан нос. Ему не нравилась идея держать пленного вместе с ранеными, но загон являлся единственным закрытым местом, не считая «Конкорда», в котором на солнце стояла страшная жара. Да и к тому же раненые могли приглядывать за пленным. Как бы там ни было, потери у обороняющихся были незначительными, так что пусть господин Мухаммад Ассад сообщает эту информацию по возвращении к своим.
Вернулись стюардессы, и одна из них, Бет Абрамс, сняла повязку с раны Каплана. Рана начала гноиться, источая очень неприятный запах. Да и вообще, во всем загоне, сложенном из глиняных кирпичей, стоял запах несвежих повязок и потных тел. Бет Абрамс помазала открытую рану Каплана какой-то желтой кашицей.
— Что это? — строгим тоном спросил Хоснер.
Бет Абрамс подняла голову, несколько секунд разглядывала Хоснера, потом ответила:
— Это местное растение, обладающее вяжущими свойствами. Как гамамелис[8]
.— Откуда ты знаешь?
— Я читала об этом, когда проходила армейские курсы медицинской подготовки. — Объясняя, Бет продолжала осторожно смазывать рану кашицей. — Плоды у него желтые, как лимон, гладкие, размером с теннисный мяч. Они лежат на земле на длинных стеблях. Название растения я забыла, но описание точно соответствует. Они растут на склоне. Я эту кашицу для всего использую, потому что спирта больше не осталось. — Она наложила повязку на рану и отошла.
Хоснер повернулся к Каплану.
— Ну, как твоя задница?
Каплан через силу рассмеялся.
— Эти стюардессы всю ее залепили какой-то желтой слизью. Они не шутят, когда говорят: «Летайте самолетами „Эль Аль“, и с вами будут обращаться, как с царем Соломоном».
Хоснер улыбнулся. Каплан напоминал ему Матти Ядина, и Хоснер подумал, что надо будет помочь ему продвинуться по службе.
— Эта маленькая Бет Абрамс еще та стерва, но она смотрит на твою задницу отнюдь не с медицинским интересом. Не забудь об этом, когда вернешься в Лидду.
— Я вспомню сегодня же ночью.
Хоснер заметил, как судорожно вздрагивает во сне Хайм Тамир, тяжело раненный во время ночной контратаки.
Он направился в другой конец загона, где легкораненые играли в карты, и обратился к Джошуа Рубину.
— А ты никогда не говорил мне, что ты псих.
Рубин, рыжеволосый парень лет двадцати, собрал карты и поднял взгляд на Хоснера.
— А вы никогда не спрашивали. Кто забрал мой «узи»?
— Про «узи» можешь забыть. Когда тебя принесли сюда, в магазине осталось всего три патрона.
— Все равно пусть вернут. Мне он самому нужен. Если они нас сомнут, я хочу убить первого же ублюдка, который войдет в эту дверь.
— Хорошо. Я тебе его верну. — Хоснер оглядел раненых. Обычные люди, гражданские, которые прошлой ночью некоторое время находились в состоянии безумия. А сейчас они выглядели вполне нормальными. Да и были нормальными. Играли в карты, спорили. Что об этом думает Мириам Бернштейн? Понимает ли она, что эти хорошие люди были убийцами, а убийцы — хорошими людьми? Понимает ли она, что такой человек, как Исаак Бург, может улыбаться и застенчиво вертеть в руках свою трубку, а потом сломать нос раненому пленному, оставаясь при этом хорошим парнем? Главное выжить. Ради этой цели можно пойти на все.
Глава 19
Лучи солнца, отраженные обшивкой «Конкорда», казались жарче обычного. Хоснер и Бург стояли возле самолета, прикрывая руками глаза от слепящего солнца, и разглядывали развороченную хвостовую часть. Хоснер снова подумал о том, почему ему в голову ни разу не пришла мысль проверить отсеки самолета, в которые был закрыт доступ. Однажды обшивку «Конкорда» проверяли с помощью рентгеновских лучей, но никто и не подумал проверить посторонние затемнения. Так почему же