Реквием ангела, исповедь демона

— Я вывела его в свет. Познакомила с популярными людьми своего времени. Да и от кланов не удалось его скрыть. И если подданные кланов принимали Андраса в своем обществе с любопытством, то лорды-маршалы стражей оказались настроены неблагосклонно. Триумвират негодовал. Отец упрекал меня из-за Андраса, говорил то же, что и всегда: мне, как его дочери, не пристало водиться с отбросами вроде него. Морбий, убийца фонарников, желал смерти Андраса. А Понарин разумно ждал, когда Андрас совершит ошибку, за которую его можно будет приговорить к истреблению. Разумеется, за неимением истинных угроз, такой орган негласного милитократического правления, как Триумвират, искал повод для раздувания проблем. Шло время. Ситуация становилось сложнее и хуже, и в итоге ради моего покоя Андрас принял решение не попадаться на глаза ни моему отцу, ни прочим лордам-маршалам и уехал в Германскую Империю. Мы поддерживали общение в почтовой переписке. В тридцатые годы он нашел объект своих воздыханий. Британскую оперную певицу Флору, которую обратил без моего на то позволения, впоследствии пытавшуюся его убить. Он всё больше становился мятущуюся душой. Призраком, не способным обрести покой. Андрас отчаянно искал пристанище, где смог бы спрятаться от самого себя. В конечном итоге он растворился в пучине современного индустриального мира, и всякие контакты между мной и Андрасом оборвались. В последний раз мы виделись вскоре после того, как Германия вторглась в Польшу, начав Вторую мировую войну. Хаос тех лет оказался идеальным прикрытием для отступления Андраса в тень. Облик Европы изменился навсегда. Души людей тоже. Люди познали, какие зверства можно творить друг с другом, и это знание сохранилось в следующих поколениях. В новом мире всякому вампиру стало проще затеряться. Не знаю, что стало с Андрасом. Можно лишь догадаться, что он не смог справиться с собой и принял себя таким, каким я обрекла его быть. Мне не следовало давать ему свою кровь. Ему нужно было мирно умереть человеком в сочельник 1899 года.

— Ты чувствуешь какую-либо связь с ним?

— Давно перестала.

— А я ощущал связь с тобой, с самого нашего расставания и до ночи, когда ты вернулась и спасла меня от обращенной из клуба «Валлахия».

— И я. Всё это время.

Мне захотелось хотя бы немного испытать то, что чувствуют вампиры, касаясь губами шеи жертвы в поцелуе смерти. Нежно заключив эту обольстительную брюнетку в свои объятий, я наклонился и впился губами в её шею. А она, словно поощряя мое любопытство, повернула голову, открывая шею моему поцелую.

— Но теперь ты знаешь, что это было чувство связи с серийным убийцей. Зверем алчущим, чей голод неутолим, — жарко прошептала Катрина. — Прости меня хотя бы ты. За дела, что сделаны, и что ещё будут сотворены.

Разве под силу человеку простить такое? Простить то, что может повторяться вновь и вновь? Разве под силу ослепленному любовью сердцу обвинять пусть даже за столь ужасные деяния?

В каком-то смысле, я давно стал подельником наемницы. А о некоторых вещах предпочитал не думать вовсе, зная в глубине души, какую тьму найду в прошлом Катрины. Но лишь сейчас я начинал в полной мере ощущать всю тяжесть её кровавого существования. Будущее, прежде скрашенное моими чувствами, которые нисколько не пошатнулись, всё же приобрело чернейшие тени.

Любовь к Катрине Вэллкат превращалась в пропасть, в которую человеку лучше не спускаться. Мне оставалось лишь надеться, что будущее, в отличие от прошлого, можно изменить. Иначе в этой пропасти сгинем мы оба.

Катрина и я молча обменялись взглядами, в которых читалось понимание тревог каждого из нас.

— Тебе становится легче от того, что ты рассказываешь? — спросил я. — Хоть немного.

— Немного. Возможно. При этом я вижу, что тебе становится тяжело.

— Я хочу продолжить, — уверенно сказал я.

— Зачем?

— Я верю, что это может что-то изменить. К лучшему.

Слабая улыбка коснулась её губ.

— Мне бы твою веру, Марк.

— Что ещё из твоих грехов тебя тяготит?

Она взяла со стола бокал, который наполняла для меня и протянула мне:

— Лучше выпей вина перед тем, как услышать следующий рассказ. Мою тайну, скрытую как от людей, так и от лордоков. Тайну, за которую меня судили бы и смертные и мертвые, узнай они всё, как есть.

— Разве это возможно? — изумился я.