Даже к уважаемым коллекционерам, помимо подлинников, попадали и фальшивки. В том же 1903 году дантист доктор Жорж Вьо, владелец одного из самых крупных собраний работ Ренуара (в том числе и подлинников, приобретенных в 1896 году у Мюре), попался на эту удочку. В декабре Ренуар подробно объяснил Андре, как он узнаёт о действиях мошенников: «На работах из моей мастерской никогда или почти никогда не стоит подпись, наброски же я никогда не подписываю. Соответственно, на всех набросках у Вьо фальшивая подпись, это не мои работы»[1015]
. До того Дюран-Рюэль вел себя пассивно, но, когда подделки начали проникать в уважаемые собрания, он понял, что надо действовать: «Совершенно необходимо остановить этот поток [подделок], который делается нестерпимым и наносит непоправимый ущерб как нашим общим интересам, так и Вашей репутации… Поддельные картины – очень большая статья доходов, эти мерзавцы порой продают свои поделки дороже подлинников. Вы должны сделать все, что можете, чтобы прекратить появление этих работ, которые не только имеют сомнительную ценность, но и наносят нам всем огромный ущерб»[1016].Ренуар еще в марте 1903 года решил не давать негодяям спуска – он объясняет Андре: «Я ничем такого не заслужил, уверяю тебя. Так что, вернувшись в Париж, я обдумаю, как можно посильнее досадить господину Бартелеми»[1017]
. Изменив своему принципу не вступать ни с кем в конфронтацию, он решил судиться с Бартелеми и Фоше. В начале 1904 года он подал официальный иск, однако по совету адвоката через месяц отозвал его – ему сказали, что ничего из этого не получится. Дюран-Рюэлю он объяснил: «Я долго советовался с очень уважаемым адвокатом; он порекомендовал мне не подавать повторный иск… Если кто-то подделывает картины, придется схватиться с ним врукопашную, пусть полиция наказывает его по всей строгости или вызывает его и перевоспитывает… что до [поддельных] пастелей, Вьо не имеет права оставлять их у себя. Более того, адвокат считает, что шум вокруг подделок принесет больше вреда, чем пользы, и разве что отпугнет коллекционеров»[1018]. Какие бы действия Ренуар ни предпринимал, они, увы, оказались безуспешными. Три года спустя, когда собрание Вьо поступило в продажу, в нем все еще находились сомнительные произведения, приобретенные через Бартелеми. Тем не менее как популярность, так и стоимость работ Ренуара продолжали расти. Поскольку подделки за подписью Ренуара продолжали появляться на рынке, Дюран-Рюэль продолжал фотографировать те работы, которые покупал у Ренуара, – эту систему он завел еще в начале 1890-х. Так же поступал и Воллар, он даже просил Ренуара подписывать фотографии[1019].Подделки и высокие цены были не единственными тревогами; Ренуар также боялся, что публика пресытится его работами. В марте 1902 года он писал Дюран-Рюэлю: «На мой взгляд, небольшие показы нескольких работ действуют сильнее. Мне кажется, что слишком большие выставки оставляют впечатление, что столько работ написать очень просто. При этом исчезает ощущение редкости… кажется, что художник несет картины, точно курица»[1020]
. Через два года он повторил те же аргументы, когда получил приглашение участвовать в осеннем Салоне 1904 года. За три недели до открытия он просит у Дюран-Рюэля: «Пожалуйста, не отправляйте туда слишком много работ. Редкая вещь ценнее, чем одна из многих»[1021]. Дюран-Рюэль представил на Салон 35 работ (восемнадцать – из своих запасов), которые выставили в отдельном зале. Через месяц Монсад спросил по ходу интервью: «Вы теперь собираетесь регулярно выставляться?» На это Ренуар ответил: «Право же, не знаю… Честно говоря, я подустал от выставок. И вообще, чего вы от меня ждете? Осенний Салон представляется мне довольно бессмысленным… Выставок действительно слишком много, мне кажется, довольно помучить зрителей один раз в год»[1022].Тем не менее Дюран-Рюэль часто выставлял работы Ренуара. С 1902 по 1909 год он проводил его ежегодные персональные выставки, на самой скромной из которых была представлена 21 работа[1023]
. Возможно, он считал, что должен защищать свое право на произведения Ренуара, поскольку в 1900 году Александр Бернхайм устроил выставку Ренуара из 68 работ (это описано в четвертой главе)[1024]. Девять лет спустя, когда Бернхайм решил провести еще одну выставку Ренуара, художник высказал те же опасения, в которых раньше признался Дюран-Рюэлю: «Дорогой месье Бернхайм, Вы знаете, каково это – быть знаменитым: начинается всегда хорошо, а кончается плохо. Что означает, что, если Вы будете показывать мои работы слишком часто, зрители ими быстро пресытятся… Право же, Вы меня очень обяжете, если вообще откажетесь от мысли об этой выставке. Р.»[1025]. У Бернхайма, в отличие от Дюран-Рюэля, не было ни рычагов давления, ни работ из собственного собрания: приходилось выполнять пожелания Ренуара; мысль о большой выставке его работ он отложил на четыре года, до 1913-го.