После того как в жизни Ренуара не стало Алины, он продолжил заниматься двумя вещами, которые всегда были для него важнее прочих: создавать картины и общаться с друзьями. 17 ноября 1915 года он пишет своему помощнику-скульптору Гино: «Вот уже три недели я скучаю в одиночестве, никто не приезжает. Я прошу только об одном, чтобы вокруг были люди… Приезжай как можно скорее»[1493]
. Хотя он с прежней решительностью продолжал писать, искалеченное тело сильно осложняло ему жизнь. Художнику часто приходилось по нескольку недель кряду лежать в постели – год спустя он жаловался Дюран-Рюэлю: «Что до меня, я в очень, очень плохой форме. У меня масса недугов, которые делают жизнь невыносимой: потеря аппетита, боль в почках, проблемы, с которыми мне не разобраться. Вот уже месяц и неделю не выхожу из комнаты, что совсем невесело»[1494].О страданиях Ренуара было широко известно, и друзья его живо на них откликались. Так, Моне находил его упорство героическим – в декабре 1916 года он писал Дюран-Рюэлю: «Что до Ренуара, он продолжает меня поражать. Вроде как он очень болен, а потом вдруг доходят слухи, будто, несмотря ни на что, он упорно работает и продвигается вперед. Это вызывает восхищение»[1495]
. Что же до Андре, тот опасался за своего друга, который, по его мнению, мог в любой момент умереть; в том же месяце он пишет их общему агенту: «…жестоко было бы волновать несчастного, когда его дни сочтены»[1496]. Через год Андре делится своими тревогами с Полем Дюран-Рюэлем: «Ренуар продолжает писать великолепные работы, но я вижу, что он все больше и больше слабеет. Он уже жаждет смерти как избавления, а это дурной знак, особенно для него, ведь раньше он строил такие планы, будто у него еще сорок лет впереди»[1497]. Этот неожиданный пессимизм тревожил Андре, потому что раньше Ренуар всегда был оптимистом. Он и сам ощущал, что, несмотря на все попытки не терять бодрости духа, иногда впадает в отчаяние. Так, следующей весной он пишет Дюран-Рюэлю: «Сейчас меня мучит ревматизм в левой стопе, я провожу страшно тяжелые бессонные ночи. В постели жарко, и это причиняет мне такие мучения, что приходится среди ночи вставать. Пока все, что было сделано [в смысле лечения стопы], оказалось бессмысленным. Надеюсь, что это не затянется так же, как и война»[1498].Поскольку ходить Ренуар не мог, у него начались проблемы с кровообращением в стопах, в результате на одном пальце развилась гангрена. В мае 1918 года Андре пишет Дюран-Рюэлю: «Только что получил очень печальные известия от Ренуара. Ему придется ампутировать палец на ноге. Что же будет дальше?»[1499]
Прошло почти три недели, а палец так и не отняли – Ренуар проясняет ситуацию Жанне Бодо: «Дорогая Жанна, вот уже много месяцев я днем и ночью испытываю страшные мучения, и пока нет никакой надежды на их прекращение… И все это из-за какого-то большого пальца, который в ближайшие дни ампутируют. Поскольку ноги у меня отекают, сделать обезболивание [для операции] невозможно, даже на больную часть [собственно палец]. В последние дни стоит ужасная жара, а у меня нет топлива [для машины, из-за ограничений военного времени], чтобы вырваться из этой духовки; да и в любом случае хирург не позволил бы мне уехать»[1500]. В итоге палец все-таки ампутировали.В последние годы жизни пальцы рук у Ренуара были искривлены настолько, что многие сомневались в его способности держать кисть. Даже высказывались предположения, что поздние работы написаны его помощниками. На самом деле, Ренуар сам создавал свои картины до последнего мазка, даже и в полной немощи. Чтобы это доказать, Ренуар позволил зафиксировать свой рабочий процесс на кинопленке. В фильме Саша Гитри «Наши» (1915), продолжительность которого составляет всего три минуты, четырнадцатилетний Коко помогает отцу, подавая и забирая обратно то кисть, то зажженную сигарету[1501]
. Сам Гитри (1885–1957), кинорежиссер, актер и поэт русского происхождения, разговаривает с Ренуаром[1502]. Доказательством того, что Ренуар, несмотря на болезнь, все еще мог писать, служат и другие фильмы[1503]. В плечевом и локтевом суставе у него сохранялась подвижность, так что он мог двигать запястьями, кистями рук и большими пальцами, даже притом, что суставы остальных пальцев были вывихнуты и деформированы ревматоидным полиартритом[1504]. В фильме видно, что Ренуар еще может двигаться – наклоняться к полотну и откидываться назад, ловко орудовать кистью, поддерживать правую руку левой, а иногда и писать сразу двумя руками[1505]. При этом ему требовалась помощь в смешивании красок на палитре.Девушка с птицей. 1915–916. 73×60 см. Частное собрание