Ренуар. Частная жизнь

Американскую публику восхитило столь откровенное выражение романтических чувств. «Танец в Буживале» – пожалуй, самая удачная часть триптиха, не уступающая прекрасному «Завтраку гребцов». Современный исследователь Колин Бейли так описывает эту работу: «Среди самых виртуозных работ Ренуара с изображением людей „Танец в Буживале“ одновременно и самая романтическая: нежная и при этом страстная поза танцующей пары воплощает в себе почти осязаемый эротический пыл. Глаза танцующего мужчины скрыты канотье – и свои намерения он выражает языком тела, который сегодня читается с той же легкостью, что и век с четвертью назад. Податливость и согласие его партнерши дополняют гармонию, и визуальную и чувственную, которая лежит в основе всей картины, – притом что касания не затянутых в перчатки рук и тесное сближение лиц танцующих зрителям конца XIX века явно представлялись вызывающими. Молодая женщина, легкая и воздушная, кружится в вальсе, „сладостно забывшись“ в объятиях партнера, а ее дыхание касается его щеки»[517]. Бейли цитирует слова самого Ренуара, написанные рукой художника под авторской копией тушью: «Она кружится в вальсе, сладостно забывшись в объятиях блондина, напоминающего гребца». С рисунка Ренуара была изготовлена гравюра, послужившая иллюстрацией к рассказу Лота «Мадемуазель Зелия», – он, как говорилось ранее, позировал для героя картины[518]

.

Усовершенствовав новый стиль в «танцевальном» триптихе, Ренуар стал применять новообретенное мастерство и в заказных портретах. Нужно было переделать портрет мадам Клаписсон, и он решил прибегнуть к этому раннему варианту классического импрессионизма[519]. Второй вариант своей внятностью, серьезностью и чувственностью напоминает женские портреты Энгра. Именно этого художника Ренуар и имел в виду, когда писал вскоре после отъезда из Италии: «Я предпочитаю Энгра [Рафаэлю] в масляной живописи»[520]

. Второй вариант портрета мадам Клаписсон заказчикам понравился, и они заплатили за него 3000 франков. Он стал единственной работой, которую Ренуар отправил на Салон 1883 года, и его приняли.

В конце июня 1883 года, когда портрет мадам Клаписсон все еще экспонировался на Салоне, Кайботт пригласил Ренуара посетить его загородный дом в Пти-Женвильер и написать портрет его преданной сожительницы Шарлотты[521]. На элегантном портрете, выполненном в новом стиле Ренуара, Шарлотта представлена со своей собачкой[522]

. Пять месяцев спустя Кайботт внес новый пункт в свое завещание, составленное в 1876 году: «Я желаю, чтобы у Ренуара никогда не возникало проблем в связи с деньгами, которые я дал ему в долг, – я прощаю ему все его долги и снимаю с него обязательство возвращать деньги месье Леграну. Составлено в Париже двенадцатого ноября тысяча восемьсот восемьдесят третьего года. Гюстав Кайботт»[523]. Из этого можно сделать вывод, что в ноябре 1883 года Ренуар по-прежнему испытывал финансовые затруднения. Шестью годами ранее он стал деловым партнером Альфонса Леграна, в предприятии также участвовал и Кайботт. Фирма была распущена через год после создания, однако с формальной точки зрения Ренуар по-прежнему был должен Леграну денег[524]

. Изменение, внесенное Кайботтом в завещание, оберегало Ренуара от неприятностей, но одновременно указывало на то, что в 1883 году его денежные дела все еще оставляли желать лучшего, хотя он и был востребованным портретистом.

Навыки, приобретенные в Италии, способствовали притоку новых заказов; самый важный поступил от состоятельного еврейского семейства, бывшего в родстве с Писсарро[525]. Альфред Нуньес, мэр Ипора, городка неподалеку от Дьеппа, попросил написать портреты его детей – восьмилетней Алины-Эстер и десятилетнего Робера – в натуральную величину[526]. Нуньес остался доволен результатом – портреты выполнены в новом стиле, с более плотной фактурой и интенсивными цветами. Элегантно одетая Алина стоит в саду, в руках у нее цветы и зонтик, а Робер, в матросском костюмчике, изображен на берегу моря с палкой в руках.