Дагмар было двадцать восемь лет, и она приехала в Атланту на стажировку из Берлина. Красивая брюнетка с великолепной фигурой вызвала восхищенные вздохи у мужской половины, работавшей над программой
Никому не отдавая предпочтения, Дагмар старалась поддерживать ровные отношения со всеми, кто наперебой старался оказать ей знаки внимания. Трудно сказать, почему она предпочла меня, но, однажды, после праздничного ужина в честь годовщины образования телекомпании, я проводил Дагмар до дверей ее квартиры.
Открыв дверь, она молча впустила меня в маленький холл. Затем Дагмар, миновав гостиную, зажгла светильник и включила спокойную медленную музыку. Она достала бутылку вина и наполнила два бокала с высокими ножками. Кровь пульсировала в моих висках, и первоначальное благородное намерение удалиться немедленно улетучилось. Сладостные мурашки бегали по моей спине, когда мы, обнявшись, медленно целовались.
Наши отношения продолжались полгода, пока у Дагмар не закончился контракт. Америка ей не нравилась. Вернее сказать, нравилась не настолько, чтобы остаться здесь на всю жизнь. Дагмар была нацелена на карьеру, хотела добиться успеха в качестве телеведущей. Слишком сильный акцент делал ее появление на американском телевидении трудновыполнимой задачей.
После некоторых колебаний, Дагмар решила вернуться в Берлин. Уезжая, она предложила мне последовать за ней, уверяя, что любит меня. Не знаю, как насчет любви, но что Дагмар была сильно увлечена мной – это точно. Она почему-то решила, что я работал или продолжаю сотрудничать с ЦРУ, и называла меня «агентом 008». Я смеялся над этим, но никогда не разубеждал, предоставляя ей возможность верить в то, что она хочет.
Расставшись, мы некоторое время обменивались письмами, но, со временем это стало происходить все реже и реже. Работа в Берлине принесла Дагмар продвижение по служебной лестнице. Появились новые связи и знакомства. Все, что оставалось в прошлом, постепенно отодвигалось все дальше и дальше, уступая место свежим впечатлениям. За последние два месяца мы не обменялись ни одним посланием.
Ввиду полного отсутствия объекта обожания, я с легким сердцем покинул парфюмерный магазин и двинул вверх по направлению к Таймс-сквер.
Здоровенного вида негр, сидевший прямо на тротуаре, окликнул меня, когда я проходил мимо него. На табличке, стоявшей у его ног, было написано: «Я голоден. Но гордость не позволяет унижаться. Купите у меня карандаши».
– Эй, мистер, вы разве не видите, что у меня проблемы?
– Вижу, – сухо отозвался я.
– Помогите калеке, – нагло улыбаясь, потребовал он.
Люди, выброшенные на обочину жизни, и вынужденные бороться за свое существование, вызывают у меня вполне понятное сострадание и желание помочь. Но это был явно не тот случай. Никак не отреагировав, я продолжил свой маршрут. Вслед мне донеслись невнятные ругательства черного здоровяка, который при желании мог легко найти любую физическую работу.
Это становится насущной проблемой для моей страны, подумал я. В отличие от настоящих безработных, действительно страдающих от экономического спада, приводящего к сокращению рабочих мест, все больше можно было увидеть людей, просто не желающих утруждать себя.
Вполне сносную жизнь можно вести и на пособия, выдаваемые правительством. Многие комментаторы выражали серьезную тревогу увеличением количества абсолютно трудоспособных американцев, предпочитающих очередям перед биржей труда очереди за чеками социального вспомоществования и дармовой похлебкой.
«Эбеновое дерево и слоновая кость». Песня бывшего битла Пола Маккартни и слепого Стиви Уандера занимала несколько лет назад верхние строчки хит-парадов. «Эбеновое дерево и слоновая кость живут в идеальной гармонии друг с другом на клавиатуре моего рояля. Господи, а почему же не мы? Ведь мы же знаем, что все люди одинаковы…» Красивая мелодия, ставшая гвоздем альбома «Перетягивание каната» музыкальной фирмы «Колумбия». Недостижимая мечта социального равенства, всеобщего благоденствия и гармонии.
Взглянув на часы, я увидел, что уже довольно поздно, и решил повернуть назад.
2
То, что в номере кто-то побывал в мое отсутствие, я понял сразу. И это была не горничная. Уходя утром на встречу с Кейсом, я впопыхах забыл снять табличку «Не беспокоить», вывешенную на ручке двери. Практика моих остановок в отелях показывала, что ни один служащий не осмелится войти в комнату, если просят не тревожить покой постояльца.