Репортаж о черном «Мерседесе»

Попить пивка «на халяву» мне не удалось – за въезд на территорию охранник содрал десятку. По нынешним временам – литр бензина. Ну да и ладно. Зато я впервые за долгие годы смог без всяких колебаний от всей души обнять человека, который мне нравится.

Это, кстати, одно из отличий общества ашрама от прочего – возможность открыто проявлять чувства. Во «внешнем» мире, прежде чем обнять приятного вам человека, десять раз подумаешь: женщинам сразу мнятся сексуальные домогательства, мужчинам – гомосексуализм, случайным свидетелям – марксизм-брежневизм. А уж сказать, что любите, и вообще опасно для жизни. Только звезды кино и эстрады реагируют спокойно на подобные признания – хоть они понимают, что с человеком, который хорошо к вам относится, вовсе не обязательно ложиться в постель или даже просто оставаться друзьями.

Обыденные люди очень странно воспринимают все, что не укладывается в регламентированные рамки. Однажды, в Прощенное воскресение, я попросил у Леночки Пудовкиной, тяготеющей к христианству, прощения. Она страшно испугалась. Минут через десять вспомнила про дату, облегченно вздохнула и тоже прибежала «прощаться». Раз дата подходящая, значит можно. Вот только искренности в ее голосе не было. Болезнь этого мира – отсутствие искренности.

Увидев друг друга после долгой разлуки, мы дружно заорали от радости тискались минут десять. Кандидат, будь он хоть трижды профессор, все-таки наш, из породы честных. Потом Петр Сергеевич затащил меня в один из больших железнодорожных контейнеров, заменяющих на рынке магазин, склад и офис одновременно, запер дверь и включил свет.

– Ты «темное» предпочитаешь или «светлое»?

– «Темное».

– Зря, – мимоходом укорил он и тут же осведомился: – Сорт какой предпочитаешь, или дегустацию устроим?

– Дегустацию!

– Ладно. Тогда проходи к дальней стене, у меня там диванчик стоит, а я сейчас.

– Слушай, Кандидат, – поинтересовался я, пытаясь найти удобное место на просиженном диване. – А откуда у тебя этот торговый дворец?

– От безысходности, Святоша, от безысходности. – Он дал мне вскрытую бутылку и плюхнулся рядом. – Как заморочки с деньгами у нас в институте начались, я подался на своих «Жигулях» пиво возить. Платили неплохо, но вот машина быстро рассыпалась. Ну, купил я новенький «запорожец» за пятьсот долларов, и стал на нем кататься. Новый, он хоть и советский, а держится молодцом. Только бензин наливай. Через год продал за четыреста и опять новый купил. Так с тех пор и кручусь. С ремонтом проблем нет, стольник я за неделю заколачиваю, остается только гонять от «точки» к «точке». Два года назад этот вот «ящик» купил и своим делом занялся. Клиентам я уже примелькался, продавцов знаю, так что пыхчу помаленьку. А из института так и не уволился. Времени нет заехать. Так что на визитках, если понадобятся, смело могу ученую должность указывать. А ты как? Все мантры поешь?

– Нет, не пою, – я сделал несколько больших глотков и продолжил: – Фотографию у меня Галина попросила. В Пуну послать, получить благословение и имя в саньясе от тамошних просветленных. Меня тогда как громом шарахнуло – какие старцы?! Какое благословение?! Будда в моем сердце, и нет Бога кроме меня и равных мне! Ведь с точки зрения духовности, что московский патриарх, что придорожная пыль, что Гаутама Будда, что я, что соседская кошка, что Пунские мудрецы – все равны. Так какое они имеют право давать мне имя? Или присылать благословение? Да и вообще, получать благословение для вступления в саньясу – это все равно, что просить справку у участкового, чтобы умереть. Или ты жив, или ты мертв. Или ты саньясин, или нет. Чтобы родиться на этот свет, не нужно ничьего благословения! Не нужно оно и для того, чтобы идти по пути истины. Чего ты улыбаешься?

– Ты попал в классический капкан дзен, Святоша, – с нескрываемым ехидством сообщил Петр Сергеевич. – Я бы даже сказал, что это лучший из его коанов [34] . Путь Будды состоит в воспитании самодостаточности, в стремлении к личному совершенству и независимости, а любая организация, в том числе и церковная, требует дисциплины и послушания, покорности. На пути к просветлению ты должен ломать или свою веру из уважения к учителю, или отрекаться от учителя ради служения вере. У тебя хватило воли на последнее.

– Не знаю, – пожал я плечами и допил пиво из бутылки. – Как сказала прекрасная девушка Света, получившая в саньясе имя Ма Алок Тоша: «Может быть, ты просто получил здесь все, что тебе было нужно».

– А ты получил все, что хотел?

– Свету по имени Ма Алок Тошу я тоже хотел бы прихватить с собой.

– Хапуга, – коротко и четко оценил меня Петр Сергеевич, поднялся, принес нам еще по бутылочке. – Кстати, я ее помню. Где она сейчас?

– Учит в детском садике детей рисованию. Они ее обожают.

– Еще бы!

– А еще занимается рэйки. Иногда учит, иногда учится, иногда лечит.

– Просветленная, – пожал Кандидат плечами. – Нам их не понять.

– Естественно, – поддакнул я. – Ты так и не стал профессором, а я не получил имени. Если мы с тобой и просветленные, то только «черные».

– Твое здоровье, «затемненный»! – не стал спорить Петр Сергеевич, мы чокнулись бутылками, осушили их, потом вскрыли еще по одной, и я наконец приступил к делу:

– Слушай, Кандидат, а ты совсем отошел от ученых дел, или все же интересуешься окружающим миром.

– Все зависит от сложности вопроса, – не очень понятно ответил хозяин.

– Вопрос необычайно прост: какие секты обитают вблизи гостиницы «Спортивная» и как бы их навестить?

– Хм, – Петр Сергеевич надолго задумался, почесывая гладко выбритый подбородок, потом покосился на меня: – А что тебя вдруг заинтересовали тамошние общины?

Настала моя очередь предаться длительным размышлениям, но в конце концов я пришел к выводу, что, сказав правду, никого не предам и не выдам, а потому выложил все, як на духу:

– Из гостиницы пропала девчонка. Милиция ничего не разнюхала, мертвого тела нет, свидетели похищения отсутствуют. Можно с большой долей вероятности считать, что пропащая жива, но вот на глаза почему-то никому не попадается.

– А искали хорошо?

– Еще как! Восходящая звезда, будущая чемпионка зимних олимпийских игр.

– А почему ты решил, что она подалась в секту?

– А куда еще? – Я выпил немного пивка и объяснил более внятно: – Обычные пути поисков – дача подружки, любовный роман с одноклассником и прочее милиция отработала по полной программе. Пусто. Трупа нет и, надеюсь, не будет. Что еще остается? Куда может податься человек, чтобы наши доблестные органы не нашли его в течение ближайших двух часов.

– В контейнере на рынке запереться, – совершенно серьезно ответил Кандидат.

– Угу. И машину поставить у дверей, – в тон ему поддакнул я, и мы рассмеялись.

– Понятно, – кивнул Петр Сергеевич. – Значит, ты, основываясь на собственном опыте, решил, что она подалась в ашрам?

– Просто хочу проверить варианты, которые милиции в голову не придут.

– И пришел ко мне за консультацией?

– Да.

– Паразит, – без всякой злобы вздохнул Кандидат. – А я то думал, что старый знакомый вспомнил о хорошем друге. Ладно, черт с тобой. А в качестве мести скажу, что нет твоей спортсменки ни в каких сектах.

– Почему?

– Как научный работник, почти ставший профессором, – усмехнулся Кандидат, – изложу все четко и по пунктам: во-первых, кто чаще всего попадает в секты? Подростки четырнадцати-пятнадцати лет. Почему? Переломный возраст, пора ухода из детства во взрослый мир, возраст поиска истины и смысла жизни. Попадая в секту, например в твой ашрам, Святоша, подросток избавляется от необходимости делать свой выбор, думать о будущем. Вы говорите ему: главное – духовное развитие. Не нужно работать, не нужно учиться – пой мантры и медитируй. Неважно, кто ты внешне – президент Туркистана или подзаборный бомж, главное – внутренний духовный мир. Вот и все. Детеныш получает возможность продлить свое инфантильное иждивенчество до самой старости, обретает смысл жизни и почетное оправдание бездействию. Он не поступает в институт, потому, что совершенствуется духовно. Он никогда не станет ни врачом, ни пекарем, зато душа его будет светла и огромна!

– Боже мой, – обиделся я, – так мое место, оказывается, под забором, а я в журналистику подался!

– Не передергивай! – строго осадил Кандидат. – Ты пришел в ашрам не мальчиком, а взрослым мужчиной, ты пришел не убегая от страшного взрослого мира, а в поисках истины, и ты получил все, что хотел. Недаром Будда завещал брать в учение только взрослых людей – уходя в монастырь, ты должен знать, чего теряешь, а не убегать от неизвестности… Нет, постой, это меня понесло не в ту степь… – Петр Сергеевич подкрепился пивком и спохватился: – А-а, вспомнил! Буддизм не поощряет работу, но и не запрещает ее. Ты, пребывая в ашраме, продолжал заниматься своим программированием. Хоть кто-нибудь еще в вашей секте работал? Или все только кундалини постигали? Вот видишь. Просто ты выбрал трудный путь. Он провел тебя по дорогам сознания и выпустил обратно во вселенную. А где сейчас Дима Нирдыш? Прекрасный парень, молодой, веселый. Есть у него дом, семья, работа? Или он по-прежнему помогает Захире кружиться среди остальных суфистов?

– По-моему, ты опять не в ту сторону побрел, – негромко сообщил я.

– Да в ту, Святоша, в ту. Спортсменка, да еще перспективная, не может быть не волевой, вдобавок она имеет ясную, трудную, но достижимую цель. Чего ей делать в секте? Это болотце для слабаков. И не надо тыкать себе пальцем в грудь. Ты из ашрама ходил на работу, а она являлась бы на тренировки. Открой мне еще бутылочку. Открывалка там, на стойке… Вот, хорошо. Во-вторых, она, спортсменка, привыкла к хорошему питанию и четкому режиму. И кто, по-твоему, обеспечит ей в секте хотя бы жратву?

– Никто, – кивнул я, вынул из кармана диктофон и проверил, работает он или нет. В голове из угла в угол бродили темные пивные массы, а потому на свою память я особо не рассчитывал.

– А есть еще и четыре! – вскинул палец к небу Кандидат. – Ты не забывай, что любая церковь, секта или ашрам – предприятие коммерческое. Перспективная спортсменка для них – великолепная реклама своих великих возможностей и будущие ее высокие доходы. Да они ее ни в жизнь прятать не станут! Наоборот, благословят тренировки с новой силой и во имя Господа!

– Один вопрос! – поднял я руку. Глаза от хмельного напитка слипались, сознание задернула ватная пелена, но инстинкт журналиста требовал выцыганить из собеседника хоть что-нибудь и для газетной статьи: – Как отличить благородную церковь от гнусной секты?

– Элементарно! – Петр Сергеевич категорично ударил бутылкой себя по колену и сморщился от боли. – Церковь уверена в своей вечности, а потому всячески заботится о своей пастве, холит ее и лелеет. Взять, например, Православную. Тысячу лет, почитай, стрижет нашего мужичка, и ничего плохого, кроме хорошего, сказать про нее нельзя. Секта – это предприятие-однодневка. Она точно знает, что сгинет не сегодня-завтра, и торопится содрать с жертв как можно больше и сразу, а там хоть трава не расти. Белое Братство, например, за считанные годы тысячи семей по миру пустило, сотни тысяч жизней искалечило.

– Но как их различить? Как моему читателю, входящему в некий молельный дом, определить, попал он храм некоей благородной церкви, или ступил в капкан секты?

– И тоже элементарно! – Кандидат потряс бутылкой, но стучать ею на этот раз не стал. – Отношение к человеку! Для любой церкви, желающей остаться в веках, здоровье прихожанина ценно само по себе, поскольку он должен приносить прибыль на протяжении десятков лет и завещать то же самое потомкам. Приличная церковь и подкормить готова, и приют дать, и совет, а то и материально поддержит. Секте же на день завтрашний наплевать, люди для нее материал одноразовый, а потому и психотехники она использует жесточайшие, калечащие. Запомни раз и навсегда, и читателям своим расскажи: если вы попали в место, где под каким бы то ни было предлогом вас ограничивают во сне или еде – бегите со всех ног. Чтобы сломать мозги – бессонница и голод первейшее средство! Не удерете сразу, останетесь калеками на всю жизнь.

– Да, сон это святое, – согласился я, допил свое пиво и пристроился головой на подлокотнике кресла.