Селлерсу никогда не придет в голову использовать в нападении иное оружие, кроме языка. На худой конец, ужимки и уловки. Селлерс жестом подзывает Ванессу к себе. Размеренно перечисляет все, что желает заказать. Ванесса с отчаянием во взгляде кивает. Сколько всего надо запомнить. Она удаляется к бару и вскоре возвращается, неся на подносе множество чашечек с разнообразными видами кофе и штабель тарелок с легкими закусками. Она с трудом удерживает поднос в руках. Подходит сначала к Селлерсу и ставит на столик две чашки с кофе, но Селлерс поправляет ее, она забирает чашки с собой и не без напряжения переносит весь перегруженный поднос к столику Хрюшона, расставляет чашечки с кофе, одну за другой, и в общей сложности семь блюдец салями с фенхелем; Хрюшон с компанией молча наблюдают. И когда Ванесса, выглядящая несколько пришибленной, заканчивает свое дело, на столике 10 оказывается девять двойных американо и один кофе по-турецки, в дополнение к куче салями с фенхелем. Ванесса смотрит на дело своих рук. Что она натворила?
– Юхансен! – выкликает Селлерс. Музыка стихает.
–
Юхансен обрушивает на зал «Кофейную кантату» Баха.
Разумеется, до рукоприкладства не доходит, но не обходится и без заварушки. Блез поднимается и идет к столику Селлерса. Братланн, со своим привычно воинственным настроем, поднимается и движется навстречу Блезу. Они останавливаются в неловкой близости друг от друга. Братланн на добрые десять сантиметров ниже Блеза, Блез далеко впереди Братланна в том, что касается умения хорошо одеваться.
– Это вы кофе заказывали? – говорит Блез.
– Да, я без конца заказываю кофе, – говорит Братланн.
– Или, может быть, он? – Блез показывает на Селлерса.
– Вы что, кофе не любите? – говорит Братланн.
– А?
– Капли с барского стола?
– Я не понимаю, что происходит? – говорит Блез.
– Правила приличия. На вас они тоже распространяются. Вы в ресторане находитесь.
– Это что такое?
Блез разводит руками и оглядывается в поисках подтверждения абсурдности раздающихся из уст Братланна слов. Он как бы ничего не понимает. Сбитая с толку Ванесса начинает перетаскивать кофе и салями с фенхелем со столика Хрюшона назад, на столик Селлерса. Метрдотель и я приближаемся к скандалистам с противоположных сторон. Мэтр просит их успокоиться. Братланн не обращает на это внимания, но Блез, будучи воспитанным человеком, подчиняется. Делает шаг назад. Я кладу руку на плечо Братланну, чтобы попридержать его, но он выворачивается как какой-нибудь подросток.
– Фy! – говорит он, тыча в Блеза указательным пальцем.
Мэтр обхватывает ошеломленного Блеза за предплечье, другую руку кладет ему на аккуратно подбритый затылок. И отводит благоухающего джентльмена назад к столику Хрюшона. Уймется ли Братланн наконец? О ужас, он подцепляет с одного из блюдец с закуской хвостик салями с фенхелем. Но не успевает он запустить им в Блеза, в Даму-детку, или слопать его, или что он там собирался с ним сделать, как Селлерс шлепает его по кисти, и колбасный хвостик выскакивает из пальцев Братланна. «Эй!» – резко вскрикиваю я. Хвостик салями летит по пологой навесной траектории и хлопается прямо о стекло прелестного ассамбляжа Изы Генцкен, висящего в рамочке чуть выше и правее столика 15; оттуда он скатывается за весьма монструозную батарею отопления, покрытую бесчисленными слоями облезающего блестящего лака. Метрдотель реагирует решительно, как-то даже дернувшись, вскинувшись.
– С Генцкен поаккуратнее! – выкликает он, показывая негнущимся пальцем на произведение искусства.
Салями с фенхелем оставляют на обрамленном стекле сальное пятно. Колбасный хвостик валяется теперь за батареей в пыли, грязи и жире. Селлерс жмурится. Щурится. Вид у него такой, будто он пытается сфокусировать взгляд на жирном пятне, оставшемся на Генцкен. В смысле, старается разглядеть его получше, рассмотреть поподробнее.
Нос
– Генцкен протри, – говорит Метрдотель грубым голосом.