Ревизия командора Беринга

   — Так нет тут землиц свободных! — с горькой иронией сказал он. — Появляются, правда, имения время от времени бесхозные, но до них и так охотников довольно бывает. Ни к чему экспедицию снаряжать...

   — Ваше превосходительство... — защищаясь, сказал Шестаков. — Пошто корите безвинно? Который месяц уже болтаюсь тут, как говно в проруби. Сделайте милость такую, ваше превосходительство, прикажите наконец снарядить в путь.

   — Как?! — удивился Кириллов. — Нешто ты ещё не получил указ Сената? Где же он?!

   — Неведомо... — развёл руками Шестаков.

Человеком Афанасий Федотович бывалым был. Всю жизнь в казацкой службе провёл. Было и по тайге, и по тундре хаживано, ничего не пугало его ни дали безмерные, ни холода, ни моря ледяные, ни народцы немирные... Все, кажется, прошёл бы... Но тут, в сенатских канцеляриях, увяз казачий голова. Даже с помощью его превосходительства обер-секретаря Кириллова и то не пробраться было...

Иван Кириллович видел это, но не мог постигнуть, почему это происходит, и поэтому гневался.

   — Поезжай! — с трудом сдерживая раздражение, сказал он. — В Тобольск. Там жди с командой своей, какие меры приняты будут... По дороге получишь в Екатеринбурге пушки и мортиры, а бумаги в Тобольск посланы будут. Тамошний губернатор тебе и припасы даст, и казаков в отряд наберёт. Езжай, голова, с Богом! Видеть тебя больше здесь не могу!

Не стал Шестаков более судьбу испытывать. Уехал, как было указано. В Петербурге о нём тут же и позабыли. Великие перемены происходили в те дни в столице Российской Империи.

7 мая 1727 года умерла императрица Екатерина Первая. На престол взошёл внук Петра Великого, сын царевича Алексея, одиннадцатилетний Пётр Второй. Через неделю светлейший князь Ментиков был пожалован званием генералиссимуса и сделался полноправным главою всего Российского войска. А 26 июля был издан Указ Верховного Тайного совета об отобрании и уничтожении манифестов по делу царевича Алексея и петровского Указа о престолонаследии 1722 года. За месяц до этого Указа состоялось обручение Марии Александровны Меншиковой с одиннадцатилетним императором. Светлейший князь перевёз в свой дворец императора и взял в свои руки управление империей.

Он не отступал от своего плана, так неожиданно привидевшегося ему во время разговора с Иваном Кирилловичем Кирилловым. Ослабили петровское утеснение духовенства, даль льготы народу для торговли, закрыли Малороссийскую коллегию и восстановили гетманство, на основании договора, по которому Украина присоединилась к России ещё при Богдане Хмельницком... Меншиков не терял времени. Круто менял курс корабль Российской Империи, и стоящему у штурвала Меншикову недосуг было вспоминать о снаряженных экспедициях...

5

Одиннадцатилетний мальчик проснулся оттого, что его позвала мать. Не открывая глаз, он повернулся в постели навстречу ласковому голосу и тут только вспомнил, что у него никогда не было матери, что она умерла, как только он появился на свет. Мальчик попытался вспомнить лицо отца, но и это не удалось... Слишком мал был, когда погубили отца дедушка и злые вельможи. Снова стало страшно, как всегда, во все годы его детства... Мальчик замер. Только из закрытых глаз текли слёзы. Когда подушка стала совсем мокрой от слёз, мальчик вспомнил, что теперь он император, и открыл глаза.

Жирный и розовый купидон на потолке изо всей силы натягивал лук, чтобы пустить в императора свою стрелу. Это было не страшно, но очень противно. Закрыв глаза, мальчик вспомнил свою невесту, Марию Александровну Меншикову, похожую на этого розового купидона тётеньку. Учитель танцев Норман рассказывал, что Мария Александровна была раньше невестой польского короля Сапеги... Вот пускай бы и ехала к нему. А если Сапега, как говорит Норман, предпочёл Машке Софью Карлусовну, племянницу бабки-мачехи, то при чём тут он, Пётр? Чего Машка к нему привязалась?

Мысль эта испугала императора. Осторожно он приоткрыл глаза, оглядываясь, не подслушал ли кто его мысли. Никого не было в комнате. В выходящее на Неву окно лился солнечный свет, на потолке жирный купидон натягивал лук...

Облегчённо вздохнул маленький император, и тут же из-за изголовья постели: «Фаше феличестфо! Фаше феличестфо! Фстафать пора!» — раздался голос обер-гофмейстера барона Остермана.

   — Я бы ещё поспал, Андрей Иванович! — капризно сказал Пётр.

   — Неможно спать. Никак неможно! Фашему феличестфу за дела надобно приниматься. До полудня вам надобно быть в заседании Верховного Тайного совета, потом до двух часов играть на бильярде, потом изучать география и ходить в концерт.

   — А охота? — спросил Пётр. — Разве на охоту мы сегодня не едем? Завтрева тогда надо пораньше в поле выехать...

   — Нет-нет! Зафтрефа тоже охоты нет. Зафтрефа с утра древнюю историю учить будем, после обеда — танцы. После танцев урок новой истории и ещё — концерт. Никак нельзя этот план нарушить. Их сиятельство князь и герцог недовольны будут.