Но нужны были «лозунги». Зачем? Лозунг есть один: творить и не плестись в хвосте за жизнью. И потому нужна была правда, пускай - горькая, но правда, которая сурова и не льстит никому. Но русская революция не знает Дантонов. Было много, слишком много лести и раболепства. От самодержавия сохранили его преклонение перед первенствующим сословием, и на место прежнего первенствующего сословия создали другое, непогрешимое и божественное, которое все могло «требовать», несмотря ни на что.
Что могло сделать революцию несокрушимой? Единство. А единое - не в групповом, не в классовом, а в национально-государственном. Идея же сословности - идея разъединяющая. И не было еще ни одной революции, где торжество ее было бы не в силе единения. И наоборот: гибли все революции, если они проходили под флагом сословности. Между тем, что может спаять всех граждан, как не защита общего отечества, не любовь к единому для всех дому?
Этого не было. Русским пролетариям, пролетариям случайным, вчера и завтра - крестьянам сказали, что у пролетариев нет отечества, что не нужно его оборонять. Стыдливо избегали слова «отечество» и произнесли его лишь тогда, когда отечество было в пропасти, а с ним слетела туда и революция.
И тогда «отечество» все же не было еще самодовлеющей целью. «Отечество» лишь следовало за «революцией», словно революции рождаются в безвоздушном пространстве и не нуждаются в телесных покровах.
Так вненациональная революция медленно помирала в потоке резолюций и слов провинциальных декламаторов. Так было в Петрограде, так было повсюду в России: чем меньше город, тем слабее были группы актеров революции, тем крикливее их голоса и беднее - мысли.
Происходи все это на мирном фоне - быть может, русская революция выговорилась бы, вынесла еще несколько тысяч резолюций и проделала опыт «социального» переворота, чтобы убедиться, как революция не должна происходить. Была бы жестокая наука, но поправимое зло.
Однако не в такое время мы живем. Враг с запада - телесен. Он не изливается в словах, не исходит резолюциями и презирает опыты гимназического возраста. В его руках - не бумажные резолюции, а железо; на его устах нет декламационных фраз, а суровые слова принуждения. Он несет нам не отвлеченный мир «без аннексий и контрибуций», а реальный меч, наносящий смертельные раны и убивающий. И, убивая Россию, враг убивает ее всю целиком, в том числе и революцию. Как поздно уразумели эту простейшую истину, как поздно пред «революцией» стали проставлять «отечество».
Ни к чему теперь говорить, что было бы, если бы иными путями пошла революция. Прошлого не воротить, как безумного не устранить доводами от разума.
Но хочется верить, ибо - кроме веры в будущее - ничего более не остается. Хочется верить, что еще возможно чудо прозрения. Что в этот день полугодового юбилея вспомнят,
Ведь от того, что было полгода назад, почти что ничего не осталось. А еще месяц-другой такого прозябания - и совсем ничего не останется. И тогда празден будет уже самый спор: кто виноват? Неужели вновь оправдаются слова Дантона: «Революция - подобна Сатурну: она пожирает своих детей»?..
Троцкий Л.Д. КРОВЬЮ И ЖЕЛЕЗОМ...
Нет теперь такого государственно-мыслящего умника (а равно и дурачка), который не знал бы, что для спасения России необходима беспощадная борьба с «анархией слева и контрреволюцией справа». В этом состоит, в сущности, вся программа «Известий», «Дела Народа», «Рабочей Газеты»... «Историческая» речь Керенского на «историческом» Государственном совещании свелась к вариациям на эту же тему. «Кровью и железом против анархии слева, контрреволюции справа!»
Это звучит очень хорошо, во всяком случае - симметрично. Но какой тут, собственно, смысл? Когда речь идет о