Революция 1917 года глазами современников. Том 2 (Июнь-сентябрь)

Я не знаю, догадается ли он поблагодарить т. Церетели, когда будет с триумфом шествовать по широким улицам Петрограда. Вероятно, нет. Но не подлежит сомнению, что если прав был т. Церетели, предсказавший, что «контрреволюция прорвется к нам через большевистские ворота», то не менее прав будет историк, который напишет: «Поскольку И.Г. Церетели был циммервальдистом, постольку он усердно и успешно уравнивал дорогу, ведущую к воротам ленинского большевизма».

Единство. 1917,21 сентября. № 145.

Шапиро А.М. ОПАСНЫЕ ИЛЛЮЗИИ

Когда мы пишем эти строки, петроградское Демократическое совещание еще занято своими «докладами», выслушивает оратора за оратором, и собирается заканчивать свои тяжелые работы.

Кто до совещания еще имел кое-какие сомнения о возможности для революции выйти через него из тупика, в котором он ныне находится, уже, наверное, потерял всякие надежды на это при самом открытии первого же заседания.

Фиаско Демократического совещания явно самому слепому. Провал его окончательный. В той или другой форме коалиция неизбежна и признана таковой даже теми крайне левыми элементами, которые, крича во все горло об однородном социалистическом министерстве, о переходе власти в руки С[оветов] р[абочих] и с[олдатских] д[епутатов] и т. п., замолкли, как только почувствовали приближение роковой минуты, когда слова должны будут превратиться в дело.

Московское Государственное совещание было явным контрреволюционным совещанием; оно имело своей целью задушить революцию. Петроградское Демократическое совещание является не менее явным контрреволюционным совещанием в том смысле, что оно имеет своей целью усыпить революцию, дать ей наркотическую дозу - «демократическое» авось даже «социалистической» власти и, довольствуясь этим, уговорить рабочий класс ждать манны небесной.

Мы считаем себя такими же врагами душителей, как и усыпителей революции, ибо как одни, так и другие имеют одну общую задачу - приостановить, хотя и на равных ступенях, рост стихийного революционного строительства масс, с одной стороны, и рост организованности рабочего класса для борьбы с насилием и гнетом - с другой.

С государственной точки зрения иначе не может быть. Революция и Государство - явления различные и противоположные: первое есть прямое отрицание второго; укрепление Государства - это гибель революции. Вот почему мы антигосударственники; вот почему мы находим, что, если русский народ хочет углубить революцию, если он хочет из политической революции, каковой она до сих пор была, сделать социальную, дающую ему всю полноту свободы и право на все человеческие богатства, он обязан отречься от принципа государственности; он должен раз навсегда прийти к убеждению, что - или Государство неизбежно и тогда надо забыть о революции, или продолжать революцию и тогда надо избавиться от Государства. Никакие социалистические или демократические подслащивания горькой пилюли власти не изменят тот факт, что власть, государство, являются институтами, враждебными ходу всякой революции. Всякая революция начинается разрушением той или иной власти. Всякая революция кончается в день воцарения новой власти.

Будем же осторожны и не поддадимся всяким Демократическим совещаниям, социалистическим министерствам и властным Советам. Слишком долго народ спал, чтобы, лишь только пробуждаясь, позволить разным «спасителям» его вновь усыпить. Нам теперь нужна главным образом более тесная сплоченность революционных рабочих сил, - через нее станет возможно расширение народной революции; к ней мы должны стремиться, на нее мы должны работать.

Голос Труда. 1917,22 сентября. № 7.

Ган М. (Ганфман М.И.) ИСТОРИЧЕСКОЕ ЗАСЕДАНИЕ

(*Из впечатлений на Демократическом совещании)

Ночь на 21 сентября будет, вероятно, в летописях русской революции названа исторической. Мы ведь так принизили требования к истории, и история принизила свои требования к русскому народу, что явления, которые заслуживали бы, может быть, других обозначений, приходится признавать крупными историческими событиями, могущими влиять на судьбы великой страны.

Я присутствовал на ночном заседании 21 сентября, которое должно было восстановить единство демократии, потерпевшее накануне такой позорный крах, и, увы, веяние духа истории не ощущал, хотя и решался вопрос о власти для России. Хотя демократия творила новое право в виде государственно-правовых институтов, которых не знает ни наука, ни опыт демократии всего мира.