Революция 1917 года глазами современников. Том 2 (Июнь-сентябрь)

Склонен думать, что не только забронированные «буржуазным миросозерцанием» и научными предрассудками свидетели исторического заседания, но и сами революционные стратеги, нашедшие выход из болота, в котором застряло совещание накануне, едва ли были воодушевлены своим открытием. Едва ли способны были возбудить тот энтузиазм или ту патриотическую тревогу, которые необходимы для действительного, а не мнимого, словесного только объединения.

Прислушиваясь к разговорам и толкам революционного улья, гудевшего еще до заседания в фойе Александринского театра, я мог убедиться, что выход,

найденный Церетели, совсем не приемлется как поворот в сторону государственности, как отказ от узко партийной политики, приведшей демократию к полному распылению. - Нет, «средство» Церетели было встречено ошарашенным революционным обывателем только как удобный тактический прием, только как замазка для того зияющего провала, который обнаружился при голосованиях о коалиции.

Имеются, конечно, и в совещании группы, которые ищут выхода в интересах страны, которые с надеждой смотрят на рецепт Церетели и искренно ждут от него спасения. Но громадное большинство видит в нем способ сохранить партийное «лицо» и выйти из конфуза, совсем не придавая особенно серьезного значения воплощению в жизнь намеченного компромисса. Произошло то, что часто бывает на российских сборищах и собраниях, когда, наговорившись досыта и бесконечно надоев друг другу своей несознательностью и беспомощностью, члены собрания приходят в состояние, свидетельствующее вообще о неспособности собрания разрешить поставленную задачу. Тогда, если кому-нибудь придет в голову счастливая и глубокая идея назначить комиссию из того же собрания для разрешения той же задачи, то такое предложение обыкновенно встречается с чувством глубокого удовлетворения. Никто не решается поставить вопроса, не очутится ли комиссия перед теми же затруднениями, какие были в собрании, будут ли члены комиссии более мудры и психологически свободны, чем само собрание.

Выход, найденный Церетели, по существу сводится к избранию комиссии, которая должна разрешить то, что оказалось не под силу всему демократическому совещанию. Сам Церетели и другие инициаторы компромисса, вероятно, видят в нем не только путь для того, чтобы вывести совещание из глупого положения, но и действительное средство для создания устойчивой власти. Но революционный обыватель, так отличившийся накануне и так горячо приветствовавший вчера ночью Церетели, устраивает овацию не государственному человеку, с определенной программой, а талантливому политическому штукатуру, сумевшему наскоро приготовить нужную для всех партий замазку.

Нужно отдать справедливость автору компромиссного соглашения, психология революционного партийного обывателя была учтена превосходно, и все было сделано для того, чтобы замазка понравилась. Формула была своего рода mixtum compositum: в нее были введены все вещества, могущие успокоительно действовать на партии: для большевиков были приданы такие успокоительные средства, как валерьянка «деятельной внешней политики, направленной на достижение всеобщего мира», для других введены другие соответствующие средства. Но конфликтный вопрос о коалиции, как и подобает при выходе из тупика путем комиссии, так тщательно завуалирован, что комиссия, как и собрание, стоит перед пустым местом...

Допущена возможность коалиции, и опять, для успокоения, предусмотрено обязательное меньшинство цензовых элементов, предусмотрена «процентная норма» для буржуазии в предпарламенте. Психологическое настроение большинства собрания и потребность принять какое-нибудь решение, с ко

торым делегаты все-таки могли бы вернуться на места, обеспечивали быстрое прохождение компромисса.