Революция 1917 года глазами современников. Том 2 (Июнь-сентябрь)

Мы оставляем в стороне реальное значение этих Правил в области больничного дела для настоящего момента. Каждый, кто хоть немножко знаком с тем, что делается в наших заводских и фабричных предприятиях, отлично знает, что не вопросы организации больниц и страховых касс реально интересуют рабочих. Знает, что не на этой почве происходили недоразумения. Знает, что и там, где больничное дело поставлено неудовлетворительно (несомненно, это во многих местах, несомненно, часто по вине предпринимателей), в настоящее время нет никакой возможности поставить это дело более удовлетворительно. Фактически невозможно строить больницы, найти врачей, получить инструменты, лекарства в достаточном количестве и надлежащего качества и т. п. Несомненно, это должны были знать составители Правил. Значит, все их значение чисто моральное. В чем же моральный их смысл? Очевидно, в одном - предпринимателю не следует доверять, с точки зрения законодателя это подозрительный в предприятии элемент, которого и в ревизионную комиссию можно пустить только с оглядкой - предоставить рабочим право его отвести...

Если такова исходная точка зрения нашего временного законодателя, то о каком же исцелении русской больной промышленности с помощью правительственных мероприятий может быть речь. Исцелять предприятие и дискредитировать движущий его нерв - предпринимателя, да что может быть абсурднее такого плана?

Речь. 1917,28 сентября (11 октября). № 228 (3970).

Арзубьев П.Ф. СНОВА О НЕМ

В начале прошлого мая я напечатал в «Речи» небольшую статью под заглавием «Он», причем пытался набросать силуэт будущего русского узурпатора. Статью свою я писал больше в шутку, нежели серьезно, и как шутка она была понята большинством читателей. Но с тех пор времена изменились.

Пять месяцев тому назад анархия еще только начинала показывать свои когти. Это был новый, невиданный зверь. Она пугала многих. Однако большинство людей мыслящих и уравновешенных продолжало верить в разум и совесть русского народа и в великую творческую силу новых свободных учреждений. Казалось, что злоупотребления и крайности, неизбежные на первых порах, должны мало-помалу прекратиться, после чего нормальная, здоровая государственность войдет в свои права. Эти ожидания были жесточайшим образом обмануты.

Вместо того чтобы постепенно сокращаться, анархия с каждым днем разнуздывалась и завоевывала все новые области народной жизни. Естественное состояние человеческого общества в том виде, в каком оно рисовалось государствоведам семнадцатого века - война всех против всех, - стало совершившимся фактом, с которым, в конце концов, стали мириться, к которому привыкли, как привыкают к дурному климату или неизлечимой, хронической болезни. Руководящие деятели русской революции доказали свою органическую неспособность управлять судьбами большого государства. Теперь, кажется, они, или хоть некоторые из них, сами начинают понимать это, но просветление пришло слишком поздно, когда время безвозвратно упущено, и когда ничего уже нельзя поправить.

И потому уже не в шутку, как бывало, а вполне серьезно, с тревогой и болью, приходится говорить о будущем узурпаторе, угадывать его облик в потемках грядущего. И о нем уже говорят давно; одни утешают, другие пугают друг друга фигурою генерала на белом коне.

Месяц тому назад вся Россия пришла в волнение. Думали, что генерал на белом коне уже появился. И действительно, появился сын сибирского казака Лавр Корнилов, как будто породив безначалие и путаницу в умах еще худшие, нежели те, которые господствовали прежде. Теперь многие ждут второго Корнилова. Напрасное ожидание. Новый претендент на ту res nullius, какой нынче является верховная власть в России, будет человек совсем иного пошиба. В противном случае его ждет та же участь.

Нужно признать, что неудача корниловской попытки отнюдь не является случайностью. И это несмотря на то, что внешние объективные условия были, в общем, необычайно благоприятны.

Временное правительство прошлого состава, то правительство, в котором, по словам Керенского, не все министры были надежны даже в смысле простого сохранения военной тайны, ни в ком не возбуждало привязанности и уважения. Советы и комитеты, более сильные и более прочные, нежели центральная власть, умудрились, однако, за короткое время своего господства, внушить такую ненависть к себе со стороны всех политически просвещенных элементов общества, что сам Николай II не мог бы сравняться с ними. Петербургский гарнизон, развращенный бездельем, утративший дисциплину и воинский дух, представлял собою полный нуль в боевом отношении.

Тем не менее Корнилов был побежден, и притом без боя. Очевидно, он субъективно не годился для того дела, которое задумал.