Революция 1917 года глазами современников. Том 2 (Июнь-сентябрь)

В дни восторгов легкомысленные современники не подозревали, что крах старого строя является лишь политической искрой, от которой неминуемо должны вспыхнуть социальные пожары. И в значительной мере по неведению своему современник был беспечен и глядел вперед без боязни. И по тому же неведению тот же самый современник приходит в отчаяние, когда увидел социальные последствия февральского переворота. Он, легкомысленный современник, считает диким, бессмысленным трагически неустранимое последствие упразднения старого строя и трагически необходимую предпосылку какого-то нового строя будущего.

Если упразднить только «политическую надстройку» и оставить неприкосновенной социальную ткань, которую эта надстройка оформляла и скрепляла, то все попытки создать новый строй обречены на бесплодие. Чтобы создать новую политическую надстройку, необходима новая социальная база. Без распада старого фундамента, без перемещения составных частей его новый фундамент не возникнет.

Иной нетерпеливый современник может сказать: если отмена прежних правовых норм так значительна по своим социальным последствиям, то надо поскорее декретировать новые нормы, и тогда все сразу станет на свое место, примет очертания, определенные разумом законодателя...

Так порою и говорят. Но этот взгляд - конечно, недоразумение. И недоразумение уже по одному тому, что возможность декретировать то или иное строение социальных тканей крайне ограничена. От бывших революций остались целые библиотеки декретов, отвергнутых жизнью.

Отвергнутых не всегда потому, что замысел законодателя был плох. Сам по себе он, может быть, был и не плохим, но жизнь идет иными путями, пусть неразумными, пусть гораздо худшими, чем указывал законодатель, но, более соответствующими реальным условиям. Эти реальные условия становятся понятными в отдалении историку. И историк может относиться к ним абстрактно, «не ведая ни жалости, ни гнева». От законодателя революционной эпохи требовать такой абстрактности невозможно.

Поскольку реальные условия законодателю не известны, - он относится к ним как современник. Одному сочувствует, против другого сознательно борется. Вообще же, современнику не дано видеть и вполне точно взвешивать те условия, среди которых он живет и действует. Одни условия он склонен переоценивать, другие недооценивать, третьи ему просто незаметны и непонятны. Сверх того, разум революционного законодателя - лишь одна из многих сил, под влиянием которых происходит разрушение старого и создание нового. Как и всякая сила, действующая одновременно с другими, он способен отклонить равнодействующую в свою сторону, но не больше, чем позволяет мощность всех других сил. Разум революционного законодателя нервно и энергически пытается внести хоть какое-либо регулирующее начало в смятенную, не находящую своего равновесия стихию. Но лишь некоторые из этих попыток оказываются удачными, принимаются жизнью к руководству, становятся правовыми нормами, способными закреплять и оформлять то, что создается внеправовым порядком. Остальное наполняет архивы мертворожденных декретов...

Современнику надо запастись терпением и ждать не только того момента, когда накопятся удачные попытки законодателя регулировать стихию. Нужно ждать также, пока сложится, хотя бы в самых грубых чертах, некая социальная база, которая послужит опорой новому праву и даст ему силу обязательного закона. А пока удачные попытки не накопились, и социальная база не наметилась, приходится жить в условиях распада и при отсутствии правовых норм. Это ужасно. Но это нельзя назвать неожиданным. Задолго до революции вдумчивые люди, ожидая ее, надеясь на нее и даже работая над тем, чтобы она пришла возможно скорее, не скрывали, однако, что очень рады были бы избежать ее, если бы это было возможно. Бывают исторические условия, при которых революция неизбежна, как единственный спасительный выход. Но она все-таки болезнь и при этом очень тяжкая.

Русское Богатство. 1917. № 7-10. С. 297-301.

КОММЕНТАРИИ