Резервация 2

Хозяин дома, пошатываясь, прошелся к столу и взял бутылку с самогоном. Приложился к горлу и долго пил, раздувая ноздри, а самогон струился у него по щекам. Когда он закончил, то зло поглядел на собеседника.

–Не отдать. Мы возьмем за это деньги!

–Продать. Разумеется.

–Большие деньги.

–Конечно, – согласился гость.

–Сукин ты сын! – крикнул хозяин дома и снова приложился к бутылке. – Думаешь, я плохой отец?! Приходишь сюда… Смотришь так… я не плохой, просто я не смогу… дать ей ничего в этой жизни. Посмотри, как она живет. Она не заслуживает всей этой срани!

–Поэтому я здесь. Вот, – мужчина сунул руку во внутренний карман плаща и вытащил пачку купюр, перетянутых красной резинкой. – У меня мало времени, приведите ее.

Хозяин дома несколько секунд постоял в замешательстве, глядя на деньги, но потом зашагал в другую комнату и вернулся с дочкой, держа ее за руку. У девочки была короткая мальчишечья стрижка и большие напуганные глаза. Она жалась к отцу, как испуганный птенчик и со страхом смотрела на мужчину в темных очках.

–Ее зовут Эрика. Ей шесть, – сказал хозяин дома и Крамеру показалось, что голос его дрожал.

–Привет, Эрика, – ласково произнес гость и у Крамера мурашки поползли по коже. – Скажи, ты знаешь, кто я?

Девочка в ответ только помотала головой.

–Я твой друг и я принес тебе подарок, – мужчина снова полез в карман и вытащил оттуда шуршащий пакет леденцов. – Держи-ка.

Он протянул конфеты девочке, но та посмотрела на отца.

–Бери, бери, – подбодрил ее тот и девочка взяла подарок.

–Эрика, папа сказал тебе, что ты отправляешься в школу за тоннелем?

Она мотнула головой:

–Он говорил, что мне нужно будет на время уйти.

–Все правильно, милая. Совсем ненадолго. Пока твои родители не наладят свою жизнь, – мужчина вытянул вперед свою громадную ладонь. -Ну, пойдем, Эрика. Нам нужно успеть за мост до темноты.

–Иди с дядей, я скоро за тобой приеду и заберу тебя.

Она не хотела уходить – Крамер видел это по ее лицу. И по пьяному лицу отца он видел, что тот не хотел ее отпускать.Но что-то сломалось в этом человеке, какой-то стержень, и деньги для него стали значить больше собственной дочери. Такое случалось в Резервации и случалось часто, это место ломало и перекручивало людей так, что не оставалось живого места. Крамер знал это не понаслышке, ему самому каждый день приходилось предавать, и он давно уже не испытывал угрызений совести.

Девочка с недоверием взяла мужчину за руку, и они спешно покинули дом, а отец стоял в дверном проеме и смотрел им вслед. Кажется, он плакал, но Крамер не был уверен в этом. Может быть потому, что плакал сам, а когда нашел в себе силы снова глянуть в окно, мужчина уже пересчитывал деньги, которые получил за собственную дочь.

***

Так уж случилось, что спустя четыре года, повзрослевшая Эрика вернулась в песчаный квартал. На ней было красное платье до колен с разрезом до самой талии и тяжелые военные берцы на тощих детских ногах. Она выглядела старше своих лет – как будто упала в черную дыру и заблудилась во времени, а когда нашлась, четыре земных года обернулись для нее целой жизнью. В ее огромных, подведенных тушью глазах, не осталось ничего от того ребенка, который оглядываясь, уходил из дома, держа за руку незнакомого мужчину в темных очках. Эрика не напоминала больше испуганную девочку, которую, за пачку денег, продал собственный отец. Шагала уверенно, подняв подбородок. Она стала первым ребенком, которому позволили вернуться. Первым, кто смог прожить дольше одной недели после операции. Шрам на теле давно зажил, и теперь его почти не было видно на загорелой коже.

“Ты придешь туда всего на день, а потом исполнишь то, о чем мы говорили,” – так Эрику напутствовала Таби, чернокожая женщина с золотозубой улыбкой. Она не была милой, но вовсю старалась ею казаться, и Эрика испытывала к ней какую-то стыдливую любовь, но лишь потому, что хотела кого-то любить, а в Вавилонах любить больше было некого.

“Хочу повидаться с родителями” – сказала Эрика, надевая на ноги тяжелые ботинки.

Таби курила и смотрела на девочку сквозь сизый дым.

“Хочешь спросить, почему они не приехали за тобой?”

Эрика знала, что родители ее предали, но ей хотелось в последний раз посмотреть на отца и мать, и раз и навсегда получить ответы.

“Я просто хочу их увидеть”

“Милая девочка, как же мне всех вас жаль…”

Табита не знала жалости – бралась за скальпель и резала детей, как собак, ради каких-то странных экспериментов. Но Эрика все равно обняла ее и отправилась в путь.

Песчаный квартал за годы ее отсутствия еще больше засыпало песком. Огромный, он окончательно обезлюдел – на улицах бегали только тощие шавки, а в окнах домов больше не загорался свет. Но люди здесь были – Эрика чувствовала их присутствие. Они смотрели на нее из темноты подвалов и через щели треснувших оконных рам. Но не решались подойти или напасть. Двенадцать лет назад Европейский Альянс начал наращивать свое присутствие в Резервации и к моменту, когда Эрика вошла в квартал, миротворцев на броне тут было больше, чем местных жителей.