Резидентура. Я служил вместе с Путиным

Надо сказать, что они выбрали подходящий момент для беседы со мной. Я был на распутье. Работа преподавателя меня не устраивала. Конечно, годам к сорока я написал бы какую-нибудь пошлую диссертацию и получил бы степень кандидата и звание доцента. Дальше этого дело не пошло бы. В душе-то я оставался, хоть и несостоявшимся, но журналистом, репортером, и в тихом омуте института мне порой становилось тошно. Хотелось смены обстановки. Ко всему этому примешивалось ощущение некомфортности, которое испытал каждый русский преподаватель, работавший в национальном вузе. Поставил восемь «двоек» на экзамене студентам коренной национальности – и ты уже великодержавный шовинист со всеми вытекающими последствиями. Приходилось все время подлаживаться под местные условия. Это было мне отвратительно. Поэтому, когда на следующую беседу прибыл сам председатель КГБ А. А. Хлестков и повторил предложение своих коллег, то я дал согласие. А. А. Хлестков был высоким красивым мужчиной и человеком большого личного обаяния. Оперативное ремесло знал прекрасно. Впоследствии он стал генерал-лейтенантом, руководил управлениями КГБ в Челябинске, Свердловске, Ростове. Четверть века спустя после нашего первого знакомства я, седой полковник, стоял в почетном карауле у его гроба в нашем траурном зале на Пехотной в Москве.

Прошло ровно тридцать лет с того апрельского утра, когда я впервые пришел на свою новую работу, но день этот помню хорошо. Он был солнечный, теплый. Борис Николаевич Белов в форме майора встретил меня у проходной и проводил в кабинет. На нем был мундир, поскольку он дежурил по Комитету. Белов собрал отделение и представил меня сотрудникам. Затем познакомил меня с непосредственным куратором – Петром Ивановичем Погодиным, который должен был обучать маня основам контрразведывательного искусства. Тот сразу ушел со мной в свою комнату, где для меня уже были приготовлены рабочее место и сейф.

КГБ Чечено-Ингушетии размещался тогда в приземистом двухэтажном доме в самом начале улицы Дзержинского на берегу реки Сунжи. Здание имело форму замкнутого треугольника, а стены его по толщине не уступали крепостным. До революции тут был публичный дом, и госбезопасность совсем неплохо вписалась в бывшие отдельные кабинеты веселых девушек. После 1917 года это здание повидало много разных ужасов, о которых к моменту моего появления здесь вряд ли помнил кто-либо из сотрудников. В 50-х годах многие подразделения Комитета были упразднены, его состав сократился в несколько раз. Лица, причастные к репрессиям, были либо осуждены, либо уволены. Спешно подбирались и обучались новые кадры из числа нормальных выпускников советских вузов. Высшее образование стало непременным условием зачисления в кадры КГБ. Органы к началу 60-х годов утратили статус государства в государстве. Их полностью подмяла под себя партия. Секретарь обкома мог в любой момент потребовать на свой стол любую разработку КГБ. Начальник отдела административных и хозяйственных органов обкома был в курсе всех основных дел Комитета. По нашим коридорам шлялась какая-то мымра из райкома КПСС, которая, оказывается, тоже нас курировала. В то время Председателем КГБ СССР стал бывший Первый секретарь ЦК ВЛКСМ Семичастный. Он сменил на этом посту тоже бывшего комсомольского вождя Шелепина. Шелепин и Семичастный привели в органы немалое количество партийных и комсомольских функционеров. Их никто не проверял. Подразумевалось, что они от горшка патриоты, трезвенники, целомудренники и честняги. Эти люди занимали, как правило, сразу руководящие должности и получали большие звезды на погоны. Вначале они слегка терялись, но через месяц-другой начинали изъясняться с прежним металлом в голосе и писать поперек документов дурацкие резолюции, в которых проглядывал знакомый стиль: «Усилить… улучшить… поднять на должную высоту…» Надо сказать, что этих пришельцев в органах недолюбливали, иногда над ними откровенно посмеивались. Один очень глупый генерал из «комсомольцев» похвастался как-то в моем присутствии: «У меня в КГБ было всего два звания – полковник и генерал». Чего можно было ожидать от руководителя крупного подразделения спецслужбы, которому не довелось преодолевать основных ступеней оперативной лестницы?