– Первый раз слышу, – удивилась Настя. – А что это такое?
– Ну, это такое…
В этот момент от кровати танкиста донесся такой громкий стон, что Настя сразу вскочила. Пока она бежала к койке, летчик показал кулак, а сапер выразительно приложил палец к губам. Игорь все понял, с досады крякнул – ведь чуть было не выдал военную тайну – и отвернулся к стене. Когда Настя успокоила танкиста и переспросила, что это такое, Игорь брякнул:
– Да еда такая. Жареного, понимаешь, захотелось. А эта штука, да еще с лучком, – м-м-м!
– Я все узнаю, – с готовностью отозвалась Настя. – Если готовят у нас, сегодня же принесу, а если нет, так и сама пожарю. Так как эта штука называется? Пениц…
– Да не слушай ты его, – вмешался сапер. – Книжек он начитался, вот и шпарит по-латыни. И все для того, чтобы тебе понравиться, – безжалостно чеканил подполковник. – А речь идет всего-навсего о сорте картошки. Есть белая, есть красная, а эта… Какая она, товарищ лейтенант?
– Серо-буро-малиновая, – сгорая от стыда, буркнул Игорь.
– Значит, красная, – тоном школьного учителя закончил сапер.
– Вот и ладно, – обрадовалась Настя. – Значит, с луком? А если немного сальца?
– Можно и сальца.
– Тогда я пошла. К обеду не обещаю, но на ужин принесу целую сковородку.
Когда Настя скрылась за дверью, летчик достал утку и заметил:
– По башке бы этой самой палицей…
– Велика честь, – хмуро бросил танкист. – В ведре надо было топить. Сразу, в день рождения.
– Ну, виноват! Ну, брякнул! Ну, дубина, ну, дурак! – взмолился Игорь. – Хотел как лучше, хотел разведать, что это за лекарство.
– Ладно, хоть понимает, что дурак, – сразу смягчился летчик.
– Болен, но не безнадежен, – вздохнул сапер. – Девчонку-то в какое положение поставил! Она же ради тебя весь подвал переворошит, пока не найдет красную картошку!
– Извините. Честное слово, хотел как лучше, – сокрушался Игорь.
– Все, баста. Лежачего не бьют, – подвел итог танкист.
– Тем более такой грозной палицей, – задвинул под кровать утку летчик.
– А картошку придется срубать, – вздохнул танкист.
– Виновнику – две порции, – заметно обмякая, закончил сапер. – Вот бестия, опять чего-то подмешала…
Через минуту вся палата дружно храпела.
А в кабинете профессора Дроздова шло совещание. Активнее всех вела себя невысокая средних лет женщина.
– Эти больные меня не устраивают, – постукивала она кулачком по столу. – Хоть вы и определили их в семнадцатую палату, безнадежными они стали не от характера ранений, а от врачебной недобросовестности.
Профессор Дроздов побагровел и набрал в легкие побольше воздуху, чтобы достойно ответить, но женщина прихлопнула рукой лежащие на столе бумаги и решительно встала.
– Прошу понять меня правильно: пенициллин надо испытать на абсолютно безнадежных пациентах, только тогда мы будем знать его подлинную силу.
– Или слабость, – вставил Дроздов. – Вы так много говорите о своем препарате, а мы даже не знаем, как он открыт, как прошли лабораторные испытания, и вообще что-то не верится, чтобы выжимка из какой-то плесени стопроцентно лечила тот же абсцесс легких. У капитана Кожухова одиннадцать сквозных ранений – и все в легких. Нагноения вокруг ран, жесточайшее крупозное воспаление, а вы, Зинаида Виссарионовна, изволите говорить о моей недобросовестности.
– Не вашей лично, – смутилась женщина. – Я внимательно изучила историю болезни капитана Кожухова: вся беда в том, что он двое суток находился в холодной палатке – отсюда жесточайшая простуда и, как следствие, крупозное воспаление.
– И все же я настаиваю на включении капитана Кожухова в экспериментальную группу.
– Хорошо. Уговорили, – неожиданно обворожительно улыбнулась Зинаида Виссарионовна. – Далее, – перевернула она листочек. – Лейтенант Ларин сомнений не вызывает – он действительно на грани смерти. Старший лейтенант Парамонов… Я долго думала, брать ли его в экспериментальную группу, ведь кожу-то мы ему не вернем – это совсем не по нашей части. Хотя воспалительный процесс остановим, в этом я не сомневаюсь.
– Кожей займутся другие, – бросил Дроздов. – Все танкисты поклонятся вам до земли, если не дадите им умирать от ожогов.
– Ну что ж, пусть будет по-вашему. А как быть с подполковником Ляшко? Гангренозные явления мы, конечно, ликвидируем, но ведь у него нет ни одного целого сустава. Не проще ли сразу ампутировать обе ноги?
– Нет, не проще, – недобро засопел Дроздов. – Вы делайте свое дело, а суставы – прерогатива хирургов.
– Согласна, – вздохнула Зинаида Виссарионовна. – Итак, одна экспериментальная группа сформирована, но ведь нужна вторая.
– Зачем? – вскинулся Дроздов.