Рядовой Рекс

– И утку! – закончил летчик. – Через плечо вместо планшета.

– Нет, не так. Не вместо планшета, а вместо палицы, – поправил Игорь.

– А что, страшное орудие убийства, – заявил танкист.

И такой тут поднялся гвалт, смех, такие посыпались шуточки, что вошедшая с лекарствами медсестра растерянно замерла: чтобы в семнадцатой смеялись, такого здесь еще не было.

– Вот это да! – воскликнула она. – Да вас выписывать пора! Валяются, понимаешь, место занимают, а в коридоре не пройти из-за коек с ранеными.

– И верно, – подхватил танкист. – Выгоняй нас, сестричка, на морозец. Снег-то какой, а! Я раньше на лыжах любил… Летишь с горы – дух захватывает! – мечтательно взглянул он за окно.

– И я любил, – не удержался Ларин. – Особенно на Ленинских горах. Мы туда всем классом выезжали. Ветер свистит, из глаз слезы, щеки горят. Красота!

– Да что вы понимаете, – вмешался в разговор сапер. – По первому снегу надо идти не спеша, с ружьишком в руках. Следы как отчеканенные. Что тебе заяц, что лиса, что кабан – все как на ладони: в какую сторону бежал, где задумался, где путал след.

– Вот-вот, – ворчливо заметила сестра. – Опять вы путаете. Лекарство надо пить до конца!

– Так горько же.

– Тем более. Хорошее лекарство вкусным не бывает.

– Вот именно, – заметил летчик. – Это тебе не водка.

– А что это такое? Я уж и вкус-то забыл, – грустно улыбнулся сапер.

– Ну и палата мне досталась! – всплеснула руками медсестра. – Одни филоны да пьянчужки.

– Филоны? – повернул голову танкист. – Ты слово-то это откуда знаешь?

– А что? – смутилась девушка. – Плохое слово? Все его говорят… в том смысле, что человек отлынивает от дела или делает вид, будто чем-то занят.

– Ты смотри, образованная, – откинулся на подушку танкист.

– Еще бы! Неполная средняя школа – это, брат, дело серьезное, это – почти университет, – подхватил сапер.

– Тогда она должна знать еще одно слово, – заявил летчик.

– Да ты что?! – воскликнул танкист. – Два слова для одного человека, да еще женского пола, это уже перебор. Если он, конечно, не академик.

Девушка замерла посередине палаты и не знала, как себя вести: то ли сердиться, то ли плакать. Она никак не могла понять: разыгрывают ее или откровенно потешаются. Выручил тихий голос от окна:

– Настя! Иди сюда, Настя! А на этих жеребцов не обращай внимания.

– Не обращать? – с надеждой переспросила девушка и подошла к Игорю.

– Конечно. Мы же дурачимся. Как только потеряем эту способность, пиши пропало.

– Не надо. Лучше дурачьтесь, я не обижаюсь. Ну как ты… вы сегодня? – вспыхнула Настя.

– На моем участке фронта без перемен. Это плохо? – робко спросил Игорь.

– Вообще-то… Почему же? – вскинулась Настя. – Совсем даже наоборот.

– Ладно уж, наоборот. Про себя я все наперед знаю. Обидно, конечно. Ничего, совсем ничего в жизни не успел! А сколько было задумано…

– Не надо, Игорь. Вы не должны. Надо бороться! – жарко зашептала Настя. – Я вас очень прошу, не сдавайтесь! О матери подумайте… Что я могу для вас сделать? Вы только скажите, я сделаю, честное слово, сделаю.

Игорь выпростал из-под одеяла исхудавшую руку, с трудом поднял и робко погладил тугую русую косу.

– Я думал… И не только о матери. Я все время думаю. И знаешь… Слушай, Настя, говори мне «ты», ладно?

– Нельзя. Не положено. Не имею права. С ранеными приказано только на «вы». Но… я нарушу приказ. Раз ты просишь, нарушу.

– Вот и хорошо, – улыбнулся Игорь. – Ты всегда такая?

– Какая?

– Сговорчивая.

– Что ты, я ужасно упрямая! И вспыльчивая. На фронт прошусь, а меня не пускают. Три дня пробыла в десяти километрах от передовой, потом с эшелоном попала в Москву, а назад не пускают, – жалобно закончила она.

– И не надо тебе на передовую. Не женское это дело.

– Да?! А ты знаешь, сколько у нас раненых в женском отделении? И летчицы есть, и связистки, и санинструкторы, и… А одна прямо здесь родила. Представляешь, с перебитой ногой, вся в гипсе, а родила.

– Кого? – приподнялся на локтях Игорь. – Как ее зовут? – вцепился он в халат девушки.

– Родила девочку, – холодно ответила Настя. – А зовут… Имени я не помню, – почесала она лоб, – зато могу назвать новую фамилию. Здесь же была свадьба. Какая здесь была свадьба! Эх, такую бы свадьбу – и умереть! – мечтательно вскинула она руки.

– Погоди, умереть успеешь, – вытер Игорь свой влажный лоб. – Фамилия ее Громова?

– А откуда ты знаешь? – удивилась Настя.

– Знаю, – улыбнулся Игорь и откинулся на подушку. – Значит, у моего капитана дочь. Надо же! – взъерошил он волосы. – Все ждали сына, а Маша выдала дочь. И правильно сделала. Я бы тоже хотел дочь.

– Так ты с ней знаком?

– Еще бы! Она – жена моего командира. И как это мне в голову не пришло, что та знаменитая свадьба была именно здесь? Хорошая примета! – похлопал он по руке Настю.

– Почему? – покраснела она.

– Потому что потому, – заметно повеселел Игорь. – Не зря, ох, не зря гласит народная мудрость: лиха беда – начало. А как назвали девочку, не знаешь?

– Не знаю.

– Ну и ладно. Узнаем. Та-ак, с этим делом все, – слабо, но все же по-громовски тюкнул он кулаком стену. – Теперь о другом: ты о пенициллине что-нибудь знаешь? Что это за штука?