Рифейские горы

Всему виной та, первая их близость. Кэйдар часто мысленно корил себя за ту поспешность, даже грубость, но сделанного не исправишь, прожитого не воротишь. Видно, придётся терпеть её дикий нрав, её страх и вечную настороженность.

Вот так, думая о многом и глядя на свою женщину и своего ребёнка, Кэйдар, почти не шевелясь, просидел до третьей стражи, подремал немного лишь перед самым рассветом, благо, солнце в декабре всходит поздно. Пошёл до Лидаса невыспавшийся, разбитый и злой. На улицу сейчас, утром, идти не хотелось. Там с полуночи шёл сырой снег вперемешку с дождём, выл ветер с моря, и от этого ещё сильнее хотелось спать.

Идти себя прямо-таки заставил, а оказалось, что Лидас ушёл один. Решительность и настрой сменились разочарованием и обидой. Да ещё и раздражением на сестру. Хорошо ещё, что сказал ей не всё, что давно хотелось, тогда бы точно настроение себе на весь день испортил.

Пока сходил на конюшню, отменил распоряжение насчёт поездки, пока позавтракал — в полном одиночестве за огромным столом, день значительно продвинулся к полудню. Пришёл к себе, а Ирида уже на ногах.

Чистый паттий с тёплой шалью на плечах, сырые волосы длинными прядями — её было не узнать. Тут же подхватила Тавиния на руки, будто боялась за него. И опять настороженный взгляд с опаской.

— Как он? — Кэйдар спросил первым, не ожидая от неё ни приветственных слов, ни поклона; сел в кресло у стола с документами.

— Нормально. Как всегда…

— А как поел?

— Как всегда…

— Думаешь, я знаю: ка́к — всегда?! — Кэйдара разозлили эти односложные ответы, хотя он всё утро настраивал себя быть терпеливым и спокойным, не раздражаться попусту. Но нет же! У этой Ириды просто талант. — Не по твоей ли вине я был лишён этого права, видеть своего ребёнка, знать, как он растёт, как он питается? Ты украла у меня почти пять месяцев его жизни! Ты виновата в том, что мой сын родился и рос среди нищеты, не имея нормальных игрушек, нормальной одежды, нормального обхождения, приличествующего его положению! И даже сейчас, когда я спрашиваю, как он, ты отделываешься двумя словами. — Кэйдар порывисто выпрямился, так, что Ирида отпрянула испуганно, отступила, прижимая мальчика к себе ещё сильней. Тот личиком вжался в мягкий козий пух, из которого была соткана шаль.

— Не надо кричать, он боится… — Ирида глянула на Кэйдара, как на врага: исподлобья и без всякого желания понять его слова.

— Меня он не боится! И никогда не боялся. Я не угрожал ему ножом, не пытался убить…

На эти слова Ирида не нашлась, что ответить, только отвернулась, поджав губы, отошла к противоположной стене.

— Возможно, мой Тирон и не имел дорогих пелёнок из тончайшего полотна, возможно, его приходилось кормить из простой глиняной чашки простой деревянной ложкой. Признаю, что не всегда он был накормлен сразу же, как только заплакал, но его там любили по-настоящему, как ребёнка, как моего ребёнка, а не как возможного Наследника, как право на получение верховной власти. Думаете, я не знаю, что он нужен был вам лишь для того, чтоб получить право наследования, что ваш отец…

— А вот это тебя не касается, милая моя! — Кэйдар перебил Ириду, неприятно удивлённый тем, что в словах рабыни есть немалая доля правды. Да, так оно и было. Но поначалу. А потом… Потом Отец изменил своё решение, безоговорочно передал власть наследования родному сыну, а не зятю.

— Неправда! Я давно мечтал о сыне! А ты!.. Ты украла его у меня!

— Пожалуйста! Можете казнить меня как преступницу. Я хоть не увижу, как мой сын превратится в подобие своего отца. В грубого, в жестокого, в ненавистного всем…

— Замолчи! Не смей! — Кэйдар решительно надвинулся на неё, яростно сверкая глазами, стиснув кулаки. Вот-вот — и ударит! Их взгляды встретились, но не Ирида, а Кэйдар первым отвёл глаза, посмотрел на мальчика с незнакомой лаской во взгляде, в изгибе губ. Ирида аж опешила, моргнула несколько раз удивлённо.

— Он выглядит лучше, чем все дни до этого… — заметил Кэйдар, меняя тему.

— Он мало спал этой ночью. — Ирида переложила Тирона на другую руку. Тот толкался ножками ей в живот, тянулся к Кэйдару, радостно улыбался ему в ответ влажными губами. Он любил Кэйдара, с недовольством отметила про себя Ирида. Совсем не этого она ждала. Как может её ребёнок любить этого человека? Да, он отец, но не более того. Ни на что другое пусть не рассчитывает.

— Дай мне! — Ирида долго колебалась в ответ на этот приказ, стояла полубоком, закрывая ребёнка собой, будто надеялась, что Кэйдар передумает и уберёт свои руки, опустит их. Кэйдар повторил, не повышая голоса:- Дай!

— Он — мой! Это мой сын! — Отступила на шаг, прижалась спиной к стене, встретила взгляд Кэйдара своим протестующим, возмущённым взглядом.

— Думаешь, если я выпустил тебя, то и дальше позволю своевольничать? До моего прощения ты ещё нескоро дослужишься… — Он вырвал ребёнка из её рук: Ирида сама ослабила хватку, как только почувствовала, что они могут причинить боль Тирону своими перетягиваниями.